— Да, — согласился Джек, — она скорбит по мужу, несомненно, говорила о нем утром.

Джек с доброжелательностью и состраданием смотрел на нее сквозь листья: он всегда ценил тех женщин, что отказывали ему вежливо, а Лаура Филдинг, хотя и несколько встревоженная, в этот вечер была необычайно хороша в своём пламенеющем платье.

— Мне кажется, она обрадуется, увидев наши спины, — предположил Стивен. — Как только это будет прилично, я откланяюсь. Только, наверное, мне следует захватить свои ботинки, точнее, ботинки Грэхэма, Может, уйду прямо сейчас, спрошу, можно ли оставить виолончель, и незаметно выскользну.

Его последние слова заглушил взрыв смеха мужчин с другой стороны дерева и приближение капитана Вагстаффа, поприветствовавшего Джека довольно громким и фамильярным голосом и спросившего, много ли тот съел огненных красных штучек.

Стивен прокрался в дом, где обнаружил миссис Филдинг, аккуратно наполнявшую пуншем бокалы. Выражение её лица сменилось на самое любезное.

— Будьте добры, помогите мне с подносом, — попросила она, а затем приблизилась и прошептала ему на ухо: — Я пытаюсь избавиться от них, но они не уходят. Скажите им, что это вокал на прощание. То есть бокал.

— Я как раз собирался откланяться, — ответил Стивен.

— О нет, — удивленно возразила она, — не уходите. Нет-нет, вы должны остаться, мне нужно с вами посоветоваться. Возьмите бокал с пуншем и марципан... Я приберегла их для вас.

— По правде говоря, моя дорогая, полагаю, сегодня я уже съел предостаточно.

— Тогда половинку, я разделю ее с вами.

Они вынесли подносы, он — большой с напитками, она — другой, на котором Стивен признал старого знакомого — неаполитанское печенье. Они обошли всех, миссис Филдинг сказала пару слов, поблагодарив гостей за то, что пришли и так очаровательно сыграли. Но гости не уходили, а стояли, необычайно громко смеялись и раскрепощенно разговаривали.

И если в начале вечера она вела себя довольно игриво, возможно, несколько наигранно, то теперь об этом ​​пожалела, хотя её теперешние холодность и отстраненность не покончили с тем эффектом. Свобода в речах уступила место распущенности, и Вагстафф, переводя взгляд с Джека на Стивена, произнес:

— Честное слово, доктор, вам повезло. Многие дорого бы заплатили, чтобы занять ваше место дворецкого.

Так продолжалось до тех пор, пока она не переговорила наедине с командором, после чего все стали маленькими группами неспешно прощаться и уходить, и даже тогда Вагстафф надолго застрял у открытой двери, рассказывая только что пришедшую ему на ум забавную историю, непристойную концовку которой кое-как замяли собеседники, еле выпроводив его, все еще смеющегося, на улицу, где невидимый наблюдатель отметил их всех в своем списке как ушедших.

Наконец остались только Обри и Мэтьюрин. Джек задержался, чтобы помочь своему другу доковылять до дома. Он удивительно четко осознавал, что он мужчина, а Лаура Филдинг – женщина, но продолжал разглядывать ее весьма доброжелательно, как ангела, пока та не попросила запереть Понто на отцовском дворе: «Он ненавидит это место, но для вас сделает всё что угодно», — а когда Джек уже стоял у входной двери, попросила закрыть её от кошек.