Но виконту Бьянка сказала:

– Моя сестра плохо себя чувствует.

– Как неудачно, – сказал Брайн сухо и отошел в сторону.

Прибыли Михаэль и мисс Синклер. Брат грозно взирал на возможных соперников и с благоговением – на спутницу. За их спинами виднелись крупные фигуры миссис и мистера Синклер. Вот уж кто радовался этому вечеру! В отличие от Михаэля, которого дамы послали за пуншем.

Он подошел к Брайну на обратном пути.

– Ты выглядишь довольным ролью лакея.

– Для нее – да, – Михаэль снисходительно улыбнулся

– Тебе не идет быть любезным, – новое замечание Брайна.

– А тебе – злым.

– Когда объявите о помолвке?

– Я еще не сделал предложения.

Они в упор посмотрели друг на друга – одинаково изогнута правая бровь.

– В чем задержка?

– Эмили хочет дать время леди Элфорд смириться с обстоятельствами.

– Неужели она, действительно, так добра?

– Она – Ангел.

– Наверное, с настоящими крыльями, потому что только что упорхнула.

– Какого… – Михаэль обернулся. Эмили пригласил Холлиндрейк, и она согласилась, хотя первый танец должен был достаться ему!

– Не верю глазам, – сказал Брайн, отбирая один из бокалов пунша, – твоя малышка флиртует?

– Закрой рот.

Михаэль видел, как усиленно обмахивается веером миссис Синклер и выискивает его глазками-бусинами, но отвернулся. Эмили хохотала над тупыми шутками Холлиндрейка и плевать, если они действительно были смешными! Он погасил вспышку гнева. Она юна, добра, невинна и не понимает, что ставит его в дурацкое положение. Возможно, смех – неловкая реакция на комплименты? Она полна неожиданных сюрпризов, к примеру, сегодня он открыл в ней язвительность. Не самая лучшая черта, но все же.

– Мне хочется любоваться вами целую вечность, – сказал Михаэль перед балом.

– Я состарюсь гораздо раньше, а моя красота увянет через несколько лет, – ответила Эмили.

– Вы – Солнце, оно не может погаснуть.

– Солнце сменяет Луна.

Была минута, когда он почти поцеловал ее, и когда она приоткрыла губы, но всполохнулась.

– Ах, нет, ваша светлость, дверь… могут увидеть…

Михаэль закрыл дверь, но вместо страсти, предвкушения, элементарного любопытства увидел в ее глазах ужас.

– Ваша светлость, прошу вас, прошу…

Она лепетала тихо, как молитву, и выставила вперед руки, как щит, но он приблизился.

– Я не могу! – она сорвалась на крик. И снова шепот: – Пока не могу, простите…

Он отступил, отвернулся, упиваясь ее дыханием за спиной, слабым ароматом розы. Успокоился только напомнив себе, что Эмили – цветок, к которому никто до него не прикасался, и потому шипы колют. Но почему они обернулись бархатом для Холлиндрейка?

Едва музыка стихла, Михаэль всучил брату второй стакан и двинулся к невесте. О помолвке не было объявлено, но раз они все решили между собой, и ее родители согласны отдать дочь в его руки, он именно так и поступит. Вывел Эмили из зала, увлек в сад, остановился под пушистым от цвета деревом, обнял.

– Боже, как я ждал этой минуты…

Не дав ей времени одуматься, Михаэль припал… к двум кубикам льда. Провел языком по ее губам, ждал, когда его роза раскроется, но цветок увял, не раскрывшись. Она мало чем отличалась от сухого дерева, руки ее свисали колючими ветками. Ему стало холодно и больно одновременно.