— Да я ни словом…
— И я ни словом. Забыли. Пётр Миронович я, и будет. Вы мне лучше скажите, как дела у вас? Беспокоюсь я. Вы ведь на переднем краю.
— Понял, принял, Пётр Миронович! Уж простите старого дурака, сколько лет в армии — привычка. Раз уж докладывать, то… без задней мысли я. А у нас — ничего! Спокойно.
— «Докладывать»? Я ведь вам, Арон Давидович, не командир — как это мне, и докладывать?
— Как же не командир?! Вы — член Политбюро!
— Какую-то напряжённость слышу я в ваших словах, товарищ Первый Секретарь. Давайте уже «докладывайте», что у вас этакого стряслось, и чем я могу помочь Еврейской Автономной Республике.
— Да я… как бы и…
— Так, Арон Давидович. Что-то напугали мы с вами друг друга, не клеится разговор. Давайте попробуем сначала начать. Как у вас дела? «Соседи» не докучают?
— Нет! Все части, конечно, в ружьё стоят, но на границе тишина. Но, знаете, бережёного, его таки… в общем, добровольные военные сборы тут у нас. Каждый день два часа по вечерам. К нам из Израиля пока всего пара десятков человек перебралась, но они к такому напряжению привычные — сразу сами в военкоматы заявились, потребовали начать обучение, подготовку. Мы с Яковом Григорьевичем услышали — думаем, вэй змир! Что устроить хотят! Вспомнишь тут политинформацию — израильская военщина, чего там ещё говорят… мы-то к такому не привыкли. Или — отвыкли… не сорок же первый год, чтоб толпы добровольцев на площадях. Фу, фу, ди цунг зол мир опфалн, не дай Всевышний! А потом котелками поварили — ведь идея недурна. У них там, знаете же, нельзя иначе — в любую минуту может завертеться, вот и стараются люди, кто поответственней, держать себя в форме, в тонусе. Мало ли что!
— И правда. Вот, сразу польза. А кто ж занимается?
— О, Пётр Миронович, кому заниматься — у нас фоле жлукте! Хоть отбавляй. Сами же и эти ребята, кто из Израиля приехал — фронтовики, а теперь к нам военные пенсионеры со всего Союза съезжаться стали. Одних генералов — не сосчитать! Сквирский, Дашевский, Прусс, Пласкин, оба Кацнельсона… не поверите, адмирал даже свой есть, Беляев Илья Иосифович! Речников гоняет. Да и прочие, кто званием пониже, не отстают. У нас ведь знаете, кого заведовать горбольницей прислали? Сам Деген, Ион Лазаревич! Мы-то, генералы, командовать привыкли — а он на самой сковородке посидел, горел, ломался, ног едва не лишился. Не один десяток панцерманов на тот свет собственными руками отправил, да и гроз зол аф ир ваксн! Так он, хоть и бывший танкист, а не военврач, так уже успел своих натаскать — в два часа разворачивают полевой госпиталь…
— Воинственный вы народ! И что ж раньше-то никто не додумался — евреев дальние границы оборонять посылать? Прямо казаки… — Пётр осёкся было, решив, что сказал бестактность, но тут из трубки послышался истерический, клекочущий хохот.
— Арон Давидович?..
— Ох… Уморили! Да неужели вам кто рассказал?! Поверить не могу!
— Да о чём?!
— Как вы сказали — казаки? Да ведь вот неделю назад у нас концерт в клубе готовили, там заведующий — такой Алик Фарбер, одессит… мы с Григорьичем ходили прогон слушать, потом, как водится, по рюмочке под форшмак — из кеты, по местной моде. Так Алик за рояль сел и песню нам спел — про еврейское казачество! Ох и смешная песня! Но очень уж еврейская — не пойму, откуда вы… Он вообще говорил — сам сочинил.