Боль на время утихла, и алькальд, повернувшись к падре, спросил:

– Вы говорили с зубодером?

Падре кивнул. О сомнительном результате беседы говорило молчаливое выражение его лица.

– А с доктором Хиральдо, поговорите с ним… – нашелся падре. – Некоторые другие специалисты тоже умеют зубы дергать.

Алькальд ответил ему не сразу.

– Придумает что-нибудь, скажет, что у него нет щипцов. – И добавил: – Явный заговор.

Он начинал дремать, пока боль утихала, измученный организм отдыхал от беспощадности послеполуденных часов. Когда он открыл глаза, в комнате было уже серо от наступивших сумерек. Даже не посмотрев, тут ли падре Анхель, он сказал:

– Вы пришли насчет Сесара Монтеро?

Ответа не было.

– Из-за адской боли я ничего не мог сделать, – продолжал алькальд.

Поднявшись, он зажег свет, и с балкона влетело первое облачко москитов. Сердце падре Анхеля сжалось от тревоги, возникавшей последнее время по вечерам.

– Но время не терпит, – сказал он.

– В среду я должен отправить его обязательно, – сказал алькальд. – Завтра все, что полагается сделать, будет сделано, и во вторую половину дня можете его исповедать.

– Во сколько?

– В четыре.

– Даже если будет дождь?

Взгляд алькальда исторг всю злость, накопившуюся в нем за две недели страданий.

– Даже если наступит конец света, святой отец!

Таблетки и вправду больше не действовали. Надеясь, что вечерняя прохлада поможет ему заснуть, алькальд перевесил гамак из комнаты на балкон, но к восьми часам отчаяние снова охватило его, и он отправился на спавшую знойным, липким сном площадь.

Алькальд прошелся по площади, но ничто не отвлекло его от боли; вошел в кинотеатр. Это была ошибка: от гудения военных самолетов боль усилилась. Он ушел, не дождавшись перерыва, и оказался у аптеки в тот момент, когда дон Лало Москоте уже собрался запирать.

– Дайте мне средство от зубной боли, самое сильное.

Аптекарь изумленно поглядел на его флюс и направился в глубину комнаты, за двойной ряд стеклянных шкафов, заставленных сверху донизу фаянсовыми банками. На каждой из них было выведено синими буквами название лекарства. Глядя на аптекаря сзади, алькальд подумал, что этот человек с толстой розовой шеей, по всей вероятности, переживает сейчас самую счастливую минуту своей жизни. Он хорошо его знал. Аптекарь жил в двух задних комнатах этого дома со своей парализованной супругой, женщиной редкой полноты.

Вернувшись с фаянсовой банкой без этикетки, дон Лало Москоте поднял крышку, из банки распространился приторно-травянистый запах.

– Как это называется?

Аптекарь запустил пальцы в наполнявшие банку сухие семена.

– Это кресс, – ответил он. – Пожуйте хорошенько и подольше не проглатывайте слюну – нет ничего лучше при флюсе.

Он бросил несколько семян на ладонь и, глядя поверх очков на алькальда, сказал:

– Открывайте рот.

Алькальд отпрянул. Потом взял банку, повертел ее перед глазами, не написано ли на ней что, и перевел взгляд на аптекаря.

– Лучше дайте мне что-нибудь заграничное, – попросил он.

– Кресс – лучшее в мире средство, – сказал дон Лало Москоте. – Проверено опытом народной мудрости трех тысячелетий.