– Ближайшие ворота – Противовращательные! – проорал Ринсвинд, заглушая грохот рушащихся балок. – Бежим!

Он схватил упирающегося Двацветка за руку и потащил по улице.

– Мой Сундук…

– Плевать на Сундук! Задержись здесь еще на несколько минут – и попадешь в такое место, где Сундуки тебе больше не понадобятся! Да бежим же! – завопил Ринсвинд.

Они проталкивались сквозь толпу перепуганных людей, удирающих от пожара. Волшебник огромными глотками втягивал в себя холодный предрассветный воздух. Одна мысль не давала ему покоя.

– Я был уверен, что все свечи потухли, – сказал он. – Как же тогда загорелся «Барабан»?

– Не знаю, – простонал Двацветок. – Это ужасно, Ринсвинд. Только мы поладили…

Ринсвинд потрясенно остановился – какой-то беженец врезался в него и с проклятиями отлетел прочь.

– Поладили?

– Да. По-моему, они потрясающие парни… у нас возникли небольшие языковые проблемы, но они так хотели, чтобы я к ним присоединился, не принимали никаких отказов… Я еще подумал: вот оно, настоящее радушие…

Ринсвинд хотел было вывести его из заблуждения, но потом сообразил, что не знает, с чего начать.

– Какой удар для старины Пузана! – продолжал Двацветок. – Однако он поступил мудро. Я сохранил тот райну, который он заплатил в качестве первого взноса.

Ринсвинд не знал, что означает слово «взнос», но его мозг сработал очень быстро.

– Ты «за-страх-овал» «Барабан»? Ты поспорил с Пузаном, что таверна не загорится?

– Да. Стандартная оценка. Двести райну. А почему ты спрашиваешь?

Ринсвинд обернулся и, уставившись на пламя, которое подбиралось все ближе и ближе, попробовал прикинуть, сколько кварталов Анк-Морпорка можно купить за двести райну. Довольно много, решил он. Но судя по тому, с какой скоростью продвигается огонь, вскоре покупать будет нечего…

Ринсвинд взглянул на туриста.

– Ты… – сказал он и поискал в памяти самое нехорошее слово на тробском языке.

К сожалению, счастливые маленькие тробцы совершенно не умели ругаться как следует.

– Ты… – повторил он.

Еще одна торопящаяся фигура врезалась в него, едва не задев торчащей из-за плеча косой. Тут измученный Ринсвинд взорвался.

– Ты, ничтожный (тот, кто, надев медное носовое кольцо, стоит в ножной ванне на вершине горы Раруаруаха во время страшной грозы и кричит, что черты лица Алохуры, Богини Молний, напоминают пораженный дурной болезнью корень улоруахи)!

– Я ПРОСТО ВЫПОЛНЯЮ СВОЮ РАБОТУ, – пробормотала фигура, быстро удаляясь.

Каждое слово падало тяжело, как мраморная глыба; более того, Ринсвинд был уверен, что никто, кроме него, этих слов не услышал.

Он снова сгреб Двацветка в охапку и предложил:

– Давай-ка сматываться отсюда!

Один интересный побочный эффект пожара в Анк-Морпорке касается полиса на «страх-и-в-ванне» «Барабана». Этот полис покинул город через изуродованную крышу трактира, вознесся на крыльях теплового урагана высоко в небо Плоского мира и приземлился спустя несколько дней и за пару тысяч миль в кусте улоруахи на Тробских островах. Наивные жизнерадостные островитяне в дальнейшем почитали этот полис как бога, к вящей потехе своих более просвещенных соседей. Как ни странно, дожди и урожаи в последующие несколько лет были сверхъестественно щедрыми, в результате чего на острова была направлена исследовательская экспедиция с факультета малых религий Незримого Университета. Их вердикт гласил, что все происходящее не более чем видимость.