Она улыбалась, помалкивала, какое же у женщин чутье, даже непонятно, как ощутила то, что не улавливает даже мудрый Рундельштотт, не говоря уже о Фицрое, а она вот сразу без всяких умозаключений выдает готовый результат.
Хорошо хоть, ничем не подкрепляет, а то бы вообще караул…
Дверь распахнулась, повар внес на огромном подносе коричневую тушку толстого молодого гуся. Кожа блестит, кое-где уже прорывается под напором только что испеченного нежнейшего мяса, что рвется наружу, струйки одуряющего аромата щекочут ноздри.
Я ощутил приступ голода, даже Эльжбетта вроде бы невольно сглотнула. Двое слуг бережно переложили гуся на блюдо, что в центре столешницы, другие тут же принесли и начали раскладывать по тарелкам ломти жареного мяса, тонко нарезанный сыр, мелких запеченных в соусе птичек.
Эльжбетта посмотрела на меня с интересом.
– И вы сюда редко показываетесь? Да другой и ночевал бы прямо на такой кухне!.. Как для вас стараются…
– Вот такой я бесчувственный, – ответил я опозоренно. – Буду исправляться… когда-нибудь. Позвольте я вам отрежу.
Она внимательно следила, как я разделываю гуся.
– А вы точно не из провинции, – обронила она тихонько.
– Точно? – спросил я.
– Точно-точно, – заверила она. – Провинциалы, как ни учи, всегда держат нож, как топор. Или, в лучшем случае, меч. А такую виртуозность вижу впервые.
– Здорово, – ответил я. – Значит, я столичная штучка?..
– Не знаю, – ответила она медленно. – Спасибо, глерд Юджин, но довольно, я столько не съем.
– А кто сказал, – напомнил я, – что мои повара хорошо готовят?
– Они для вас из кожи вон лезут… Нет-нет, больше ничего не нужно… Ладно, вон ту травку. И все…
Некоторое время мы откровенно наслаждались нежным мясом, после гуся я перешел к рыбе и сыру и уже там ощутил, что на пироги во мне совершенно не осталось места, сколько бы я ни расстегивал пояс.
Эльжбетта закончила с обедом раньше, даже сделала два мелких глотка вина, но тут же отставила чашу.
– Юджин…
– Эльжбетта, – сказал я серьезно, – завтра на рассвете отбываю в серьезную командировку… Это такой вояж, поручение короля, очень важное. И достаточно серьезное для людей, страны и вообще.
– Ох…
– Эту ночь проведем здесь, – сказал я решительно. – Герцогу… что-нибудь придумаем.
Она вздрогнула.
– Это… это чересчур дерзко. Я не должна была ехать, но я же пообещала, потому… я даже не знаю, что со мной творится, как во сне все…
Я смотрел на ее пылающее стыдом лицо с нежностью. Любовь, на мой взгляд, начинается с желания защитить некую самочку от всех на свете опасностей и даже трудностей жизни. Насчет безумия любви, что охватывает Ромео и Джульетту, – это придумано. Мы все жаждем чего-то такого необыкновенного, потому охотно верим в живущих по тысяче лет йогов, снежного человека и неистовую любовь.
На самом деле любовь – это предельная забота, это стремление из двух яблок отдать самочке то, что чем-то лучше, это желание сделать этот мир для нее как можно комфортнее.
– Эльжбетта, – проговорил я с чувством, – это я не знаю, что со мной творится, это я как во сне.
Она с неловкостью засмеялась.