К землянке выбрел Леший — весь какой-то согбенный, замученный, в рваном зипуне и бывших когда-то красными штанах.

— Вы… это… того! — прогудел он, тыча пальцем в сторону сундучка.

— Здороваться надо! — обернулся Жихарь. Леший ему, конечно, был не подчиненный, но должен же мохноногий к местной власти почтение иметь!

— Здорово, кого не видел! — поправился лесной хозяин. — Только вы это… того… уберите! Оно плохое! Нельзя! Далеко унесите, значит! А то не выйдете из лесу!

— Нас с Яр–Туром один твой собрат тоже водил, — напомнил Жихарь. — Да мы все же вышли…

О том, как пришлось унижаться перед тем Лешим, богатырь умолчал.

Но при этом воспоминании в голове у него что-то произошло, и все, что в богатырской жизни приключилось, все обрывки и осколки воспоминаний сложились в одно целое…

Даже и те воспоминания вернулись, которые забрал в свое время Мироед…

Дымное ущелье…

Полуденная Роса…

Колючая проволока…

— Лесной, а лесной, — сказал он. — А ты, когда человека по лесу кружишь, в любое место можешь его завести или как получится?

Леший выпучил бельма и задумался, и думал до тех пор, пока Бедный Монах не догадался угостить его из жбанчика.

— Ну, — сказал он. — Только лучше вдвоем. Я вожу вдоль, а Боровой — поперек. Или наоборот. Я по широте, он по долготе… А эту гадость ты того… из лесу вон!

— Унесу, унесу, — пообещал Жихарь. — Но где же нам взять широту и долготу?

— Достойный Жи Хан, это мое дело, — вмешался Лю Седьмой. — Когда я скучал у входа в ущелье Полуденной Росы, ожидая возвращения своих побратимов, я от нечего делать извлекал из рукава старинную бронзовую астролябию, на лазуритовом основании которой был начертан древними иероглифами девиз «Сама меряет, было бы что мерять». Я тогда собирался писать книгу о нашем путешествии и хотел приложить к ней карту. А своих записей я никогда не выбрасываю…

— Куда это вы собрались, сэр брат? — поднялся Яр–Тур.

— Везде вместе ходи! — сказал Сочиняй.

Лю Седьмой что-то объяснял Лешему, а тот согласно кивал.

— Нет, — сказал Жихарь. — Я пойду один.

— Вы не имеете права, сэр брат…

— Это вы не имеете права оставлять свои царства–государства, — сказал богатырь. — Возвращайтесь по домам. Смотрите за порядком и ждите. Я знаю, что делаю. Яр–Тур, ты мне сейчас не помощник. Ты на смертном рубеже.

Сочиняй, без тебя степь разбежится в разные стороны. Без мудрых советов брата Лю император наделает глупостей. А в Многоборье, старый неклюд, нынче только тебя и будут слушаться. Колобка с собой захвати… Если больше не встретимся…

Никто не возразил, признав правоту многоборского князя.

— Ну нет, я с тобой, — сказал Колобок и стал поправлять и потуже затягивать свои постромки на чужой шее.

— Два раза тебе повторять? — сказал Жихарь и собрался было ссадить круглого седока.

— А кто же тебе время в сундучке определять будет? — спросил Гомункул. — К тому же родни у меня нет, плакать некому…

— А Ляля с Долей? Изревутся ведь…

— Я тоже изревусь, если у них озорное детство затянется до бесконечности, — напомнил Колобок. — Невелика я тяжесть.

— Тогда прощаемся, — предложил богатырь.