Часами он несся сквозь лес, полностью утратив всякое чувство времени. Стоило ему остановиться более чем на минуту, хрустальные ленты тут же охватывали его шею и плечо, и он заставлял себя двигаться дальше, останавливаясь, только чтобы обессиленно рухнуть на стеклянный пляж. Тогда он прижимал самоцветы к лицу, в надежде спасти его от ледяной глазури. Но камни выдыхались, грани их постоянно притуплялись – от них оставались крупицы матового кремния. В то же время самоцветы, погруженные в кристаллические ткани его руки, сияли с неослабевающей силой.

Наконец, когда он, вращая перед собой рукой, бежал между деревьями по берегу реки, впереди возник золоченый шпиль беседки. Спотыкаясь на спекшемся песке, он направился к ней. Теперь уже не прекращающийся процесс кристаллизации спаял крохотный павильон с окружающими деревьями, пощадив лишь крыльцо и дверь, но Сандерс еще сохранял слабую надежду найти здесь приют. Створчатые переплеты окон и стыки балкона сплошь изукрасили геральдические композиции в духе какой-то причудливой барочной архитектуры.

Сандерс остановился в нескольких ярдах от крыльца и посмотрел на запечатанную дверь. Потом повернулся и взглянул назад, на противоположную сторону широко раскинувшегося здесь русла реки. Ее сверкающая поверхность переливалась под лучами солнца, напоминая своим мраморным узором розоватую корку соленого озера.

В двухстах ярдах от беседки, в полынье чистой воды, где сливались струи нескольких подземных потоков, по-прежнему стоял на приколе катер Торенсена.

У него на виду в носовой части катера копошились двое. Их частично загораживала пушка, установленная прямо перед мачтой, но в одном из них, поскольку полосы повязок делили его обнаженное тело на две половины, белую и черную, Сандерс узнал помощника Торенсена Кагву.

Сандерс сделал несколько шагов в сторону катера, прикидывая, не стоит ли добраться до кромки окаменевшей речной глади и переплыть полынью. Хотя в воде кристаллы, скорее всего, начали бы растворяться, его пугало, что тяжесть нароста на руке может сразу же утащить его на дно.

Из дула пушки вырвалась вспышка света. Через мгновение земля дрогнула, и Сандерс успел заметить след летящего по воздуху в его направлении трехдюймового снаряда. С пронзительным свистом он пронесся над головой доктора и врезался в окаменевшие деревья ярдах в двадцати от беседки. Теперь до него с катера донесся и оглушительный грохот выстрела. Отразившись от речной тверди, эхо заметалось между стенами леса, барабанной дробью отзываясь у Сандерса в голове.

Не зная, на что решиться, он бросился к заросшему кустами клочку земли у самого крыльца. Упав на колени, он попытался замаскировать свою руку среди кристаллических листьев папоротника. Оба африканца на борту катера перезаряжали пушку; громадный мулат, стоя на одном колене, шуровал в ее стволе шомполом.

– Сандерс!.. – тихий, чуть громче обычного хриплого шепота голос донесся откуда-то слева, с расстояния буквально в пару ярдов. Сандерс огляделся по сторонам, потом уставился на дверь беседки. Тут из-под крыльца высунулась рука и поманила его;