— Ты сошел с ума, Штирлиц!..

— Нет, я не сошел с ума.

— Ты понимаешь, что она сейчас взорвется?!

— Понимаю. («Я даже не мог надеяться, что он так испугается. Сколько ему? Шестидесяти еще нет, это точно… Иначе он бы так не испугался. А может быть, испугался б еще гаже».) Но у меня нет иного выхода, Айсман. Если ты не скажешь мне все то, что меня интересует, мы сдохнем за компанию.

Айсман завороженно смотрел на «посылку». Зрачки его расширились, и пот теперь был не только на лбу, но и на кончике носа, на верхней губе и на подбородке.

Исаев достал сигарету, потом сунул ее в пачку и вытащил трубку.

— Хочешь курить? — спросил он.

Айсман как-то странно посмотрел на него, а потом закрыл глаза и медленно опустился на кожаную ручку кресла.

— Ты меня знаешь, Айсман… Я никогда не боялся смерти… Ты это должен помнить…

— Она сейчас взорвется… Минут через пять…

— Что же делать… Ты только не умирай от инфаркта, ладно? А то мне будет обидно… Мне хочется, чтобы ты ощутил ужас, когда она взорвется… Я хочу, чтобы ты падал вниз и орал… Это так страшно — падать в пустом небе…

— Что я должен сделать? — спросил Айсман и поднялся.

Открыв дверь пилотской кабины, Исаев пропустил Айсмана и сказал командиру:

— Пусть ваш радист примет заявление этого мерзавца, а потом, если можно, выбросьте этот сверток через люк.

— Что в нем? — спросил командир.

— Мина! Мина! — закричал Айсман. — Радиомина! Сделайте что-нибудь! Ее сейчас взорвут!

— Идите к микрофону, — сказал пилот Айсману.

— Мы же взорвемся, понимаете, мы сейчас взорвемся! — Айсман перешел на шепот. — Я скажу все, только сначала выбросьте это!

— Сколько до границы? — спросил командир второго пилота.

— Сорок минут.

— Но она должна была взорвать тот самолет! Осталось семь минут! Понимаете? Семь!

— Мы не можем выбросить мину, — сказал командир. — Если я открою люк, нас разорвет воздухом. Вот вам радиомикрофон, мы связаны с землей, все аэродромы слушают нас: передавайте на ваш центр, что вы отменяете взрыв… Скажите им, что, если наши родные и родные людей, которые в этой машине, и родные тех, кто погиб, когда летел Берг, найдут их, — им будет плохо. Ну, давайте! У нас есть возможность влезть в городскую телефонную сеть.

— Алло! — закричал Айсман в микрофон. — Дайте 96-56-24. Вальтер! Отмени взрыв! Мина у Штирлица. Он здесь со мной в самолете!

— И адрес, — попросил Исаев, — нас слушают полиция и репортеры… Быстренько, их адрес…

— Тиргартенштрассе, три. Он слышит меня?!

— Так! — сказал Исаев. — Повтори это громче в микрофон. Скажи «полиция», ну и так далее. Адрес и телефон. А потом уж мы соединим тебя с друзьями.

Айсман, оцепеневший, белый, сказал адрес штаба и телефон центра, а потом, взглянув на часы, вырвал микрофон из рук радиста и закричал:

— Вальтер, не делай этого! Полиция! Скорей туда! Вальтер, ты слышишь? Молю тебя!

— Кто взорвал самолет с Бергом? — спросил Исаев.

— Вальтер! Не я — Вальтер! Бауэр санкционировал!

— Где тело Кочева? — продолжал Исаев.

— Он сожжен в Бромбахе в лесу.

— Зачем вы убили Дорнброка?

— Он все сказал Кочеву.

— Что он сказал Кочеву?