Почему же тогда мне снится, что я люблю Антона?

И если мне снится, что я люблю Антона, значит ли это, что Володю я не люблю?

Конечно нет. Ведь сон — это одно, а реальность — совсем другое. Между ними нет никакой связи.

Володя не должен уходить!

— Подожди, — слабо выдавила я. — Ничего не было. Мне просто приснился сон…

— И что тебе снилось?

— Я летала. И он летал вместе со мной.

— Вот вы и долетались.

— Но это же смешно! — закричала я охрипшим, непослушным спросонья голосом. — Это идиотство ревновать ко сну! Мы с Антоном… мы почти не знакомы.

Володя нерешительно присел на край кровати и заглянул мне в лицо. Сейчас его серые глаза казались почти черными из-за расширенных огромных зрачков. Его зрачки глядели на меня как два знака вопроса.

— Тогда почему он снится тебе?

— Не знаю… — сказала я честно.

— Скажи мне сейчас, глядя в глаза, что ты не любишь его. — Два вопросительных знака вцепились в меня, словно два железных крюка мясника.

— Конечно не люблю… — поспешно поклялась я, стараясь, чтобы мой голос звучал правдиво.

Все три слова прозвенели неприкрытой фальшью, как всегда, когда я безуспешно пыталась соврать. Я не умела лгать — это знали все. Но абсурд нынешней ситуации был в том, что сейчас я точно знала: я говорю абсолютную правду!

— Ясно… — обреченно повторил Володя. — Все ясно.

Он встал с кровати и направился к двери, попутно смахивая свои вещи в спортивную сумку: мобильник, очки, лекарство от насморка, зачитанного до дыр Ильфа и Петрова, недочитанный детектив Переса Реверте…

Я молча хлопала глазами, пораженная предательством собственного голоса, выдавшего меня во сне, а затем лжесвидетельствующего против своей хозяйки.

На душе было забко и тоскливо, будто в пустом холодильнике.

Володя уходил от меня, а я даже не знала, что ему сказать…

Что можно сказать, если нечего говорить, потому что не было НИЧЕГО!

Что можно сказать, если сам твой голос свидетельствует против тебя, утверждая: БЫЛО!

Уже стоя в дверях, Володя обернулся и с сожалением поглядел на меня:

— Надо было сказать мне сразу. Раньше ты хотя бы мне не врала…

Я пришла в офис на полчаса раньше. Какой смысл лишних тридцать минут плакать в пустой квартире, названивая на мобильный бросившему тебя мужчине и слушая, как он сбрасывает твои звонки?

Выйдя из дому, я позвонила Володе из автомата, но эта хитрость мне не помогла — он отключился, едва заслышав мой голос.

Работа не ладилась. Дождь за окном казался бесконечным, жизнь беспросветной, как «Долгая дорога в дюнах». Помню, в детстве я до соплей сопереживала героине этого прибалтийского сериала, которую любимый бросил лишь потому, что не поверил в ее верность. Потом, ближе к пенсии, они помирились. Но подобная перспектива меня не утешала.

В обед я увидела в буфете Антона.

Взгляды встретились. Он вежливо кивнул мне, здороваясь. Я резко отвела глаза. Я ненавидела его, прекрасно понимая необоснованность этого чувства — он, бедный, ни в чем не виноват. Он даже вряд ли помнит, как меня зовут, и понятия не имеет, что сегодня ночью разрушил мою жизнь на корню, сволочь! Ненавижу! Ненавижу!