Как в покойницкой, пришел к выводу Сергей, когда за очередным стеллажом увидел длинный стол с оцинкованной крышкой, а на нем оружие. С бирками. Пронумерованное.

Марк взял в руки пистолет, сорвав с него бирку, проверил магазин — все двенадцать патронов были на месте. Быстрыми движениями установил глушитель. Довернул его еще на четверть оборота.

Со спины Марк походил и на патологоанатома, склонившегося над столом и негромко звякавшего орудиями своего труда, и на палача, выбирающего инструмент для казни.

Униформа — это тоже своего рода оружие. Стандартная шапочка-маска — оружие. Облегченная боевая выкладка, топорщившаяся автоматными магазинами, — Оружие. Босой, одетый в темно-синюю арестантскую робу и с оружием в руках, Марк выглядел вооружившимся арестантом. Но преображался на глазах, когда надевал майку, штаны, быстрыми движениями крест-накрест перебрасывал через петли-скобы шнурки на ботинках.

Зеркала не хватает, пришел к неожиданному выводу Сергей, когда облачился полностью и взял в руки оружие. Штурмовая винтовка за спиной, в руках два пистолета с глушителями, еще пара на поясном ремне и за поясом.

Сергей Иваненко неподвижно сидел на металлической скамье, заменявшей в этой длинной камере-одиночке кровать. Она стояла у самого окна — высокого, начинающегося едва ли не от пола и овалом доходящего до самого потолка. За правой стеной такая же камера. Левая стена выходила в коридор, который вел в следственный изолятор.

Яркий свет прожекторов отбрасывал резкую тень от решетки наискось; утолщаясь, она, казалось, ползла нескончаемой лентой по серой стене, пропадая в неприметной трещине между стеной и потолком.

Холодно. Ночи здесь холодные. Сцепленные пальцы занемели. По позвоночнику словно пропустили фреон, который качал мороз по всему телу.

«Придурок!» — выругался Иваненко, в очередной раз глянув на дверное оконце, в котором нарисовалась озлобленная физиономия Нагиба. Хирург ничего не знал о планах Марка и своим поведением ставил операцию под угрозу срыва.

Сергей Иваненко был единственным из всей группы, кто мог молчать не только под пытками. Казалось, он не знал, что такое боль — лишь широко распахнутые зрачки, как самый непогрешимый индикатор, говорили об этом. Он принадлежал к той породе людей, которые не идут к врачу, если заболит зуб. Однажды он сломал руку и сам наложил лангету, а к травматологу не пошел.

Сейчас сломалась главная пружина операции, и шестеренки остановились. Но Хирург каким-то чудом надеялся, что «все заживет». Как раньше. Во всяком случае, так было всегда.

Нельзя сказать, что ему все сходило с рук, он всегда расплачивался за промахи, может, даже за некую беспечность. Пусть не самая лучшая, но это была черта его характера.

Он действительно ждал. Не освобождения как такового, а замены испорченной пружины на новую. Ожидание и надежда его были абстрактными. Невозможно было объяснить его состояние. С одной стороны — покой, с другой — призывное брожение в груди.

Сергей был недалек от истины, но, как и охранник по имени Нагиб, не мог четко связать свои мысли и чувства.