— Скоро и мой час наступит, — шелестела Нина, — Могикан мне сегодня намекнул: готовь, дескать, экипировку, сходи на склад, в швейную мастерскую. Засиделась я, дальше некуда, перед вами стыдно…
— Кошки скребут на сердце, — прошептала Марийка. — Василёк погиб, а за ним и Ванечка. Плохо мне, сестрица, так плохо, как ещё никогда не было.
— Пройдёт, Машенька, боль утихнет, рана затянется. Так уж наша жизнь повернулась, а то, что шрам на сердце останется, так это не у тебя одной.
— Ниночка, тебе, как родной, скажу — не боялась я ничего никогда, а теперь страх вдруг в душу заполз. Боюсь я — убьют. Как же тогда всё тут без меня будет?
Захукал, задымил за окном паровоз, застучали вагоны. Нина поднялась, надела шапку. Марийка бросилась к ней на шею, стала целовать её в щёки, в лоб, а та неожиданно для себя хлестнула словами:
— Нечего нюни распускать. Мужики вон смотрят. Прощай!
Марийка медленно подняла на плечи по мешку и, пригнув голову, вышла из дежурки.
Утром 22 октября в Кочкоме их встретил не Родионов, а капитан Кретов и повёз на «хутор». На первый вопрос Фомина, где Родионов, он промычал что-то нечленораздельное, на второй — прибыла ли группа разведчиков от Поветкина — помотал головой.
Разведчики объявились лишь через пять дней, за это время выпал снег, и все первоначальные задумки рухнули. Кретов принял решение изменить маршрут, отказаться от пешего перехода, ибо группу сразу бы выдали следы, и спешно начал готовить план переправы подпольщиков на лодках через широкое Сегозеро.
Разведчиков оказалось трое: командир группы сержант Калинин — молодой, быстрый, решительный, из его слов можно было понять, что он уже не раз ходил в тыл, брал «языка», такой же гибкий и разбитной был и его помощник Кудряшов, безусый паренёк с большими розовыми ушами, как позже выяснилось, карел из Петровского района. Радист Афанасьев, добродушный и медлительный, был постарше, с 1908 года — одногодок Фомина, что сдружило их буквально за один первый день. Марийка обрадовалась этому и теперь спокойно примкнула к молодым — при этом Калинин сразу заявил, что он с Кудряшовым берёт над ней шефство. Марийка теперь садилась с ними за один стол в столовой, на занятиях по шифровальному делу, подбила сходить на стрельбище, выпросив перед этим у Кретова две горсти патронов. На стрельбище она не ударила в грязь лицом, и разведчики окончательно приняли её в свою компанию.
— Моя мечта — маузер, — задумчиво говорила Марийка, набивая магазин своего пистолета. — Деревянная кобура — загляденье. Она же и приклад при случае. Бой у маузера далёкий и меткий. Восемь досок я пробивала в спецшколе. Залечь, замаскироваться, и не подойдут. У меня браунинг раньше был. Выстрел у него, будто кот чихнул.
На следующий день группа с отделением «хуторских» разведчиков под началом старшего лейтенанта Заломая выехала на 17-й разъезд. Там снова вышла заминка. Бойцы разведроты 27-й дивизии подвезли лодки, одну сразу дружно забраковали, две другие пришлось срочно конопатить, приладить в каждой ещё по паре деревянных уключин, чтобы не звякали, подогнать вёсла.