— Откуда столько крови? Скажи мне… Ты… Ты ранен? Что случилось? — в истерике практически кричу, потому как он не реагирует на мои вопросы. — Андрей!

Медленно выпрямляясь, хватает с сушилки полотенце. На мгновение восстанавливает зрительный контакт.

— Тата, — остужает жестким басом. — Успокойся. Кровь не моя, — все, что считает нужным сказать, прежде чем шагнуть к выходу из ванной.

Я же от шока какое-то время ни говорить, ни двигаться не могу. Когда собираюсь с силами и, наконец, покидаю замкнутое пространство, Андрей уже со второго этажа спускается. На бегу застегивает черную рубашку. Выглядит абсолютно отстраненным. На меня даже не смотрит. К выходу во двор двери устремляется.

— Ты обратно уезжаешь?

— Да, — пальто накидывает.

— Куда?

— Остались нерешенные вопросы.

И все.

Приглушенно хлопает дверь. Я, шумно и часто дыша, к окнам подбираюсь. Выглядывая во двор, вижу ряд одинаковых габаритных джипов. Около десятка мужчин, заканчивая курить, рассаживаются по машинам и черной колонной направляются к воротам.

Андрей возвращается ранним утром. Как ни в чем не бывало входит в дом. Я же, всю ночь глаз не сомкнувшая, уставшая и обеспокоенная, на взрыве эмоций готова на него наброситься с кулаками.

— Почему не спишь?

— Где ты был?

Наши голоса сталкиваются одновременно. А после — глаза. Дальше сражаемся молча. Кто кого?

— Ложись, поспи, — говорит он тем же отстраненным голосом, который поразил меня вечером. — Мне тоже нужно. Но сначала в душ…

Все мои эмоции идут вразнос. Неуправляемо возрастают до максимума и рвутся наружу.

— Андрей! Я чуть с ума не сошла, — кричу, конечно. Нервно, дрожаще, истерично. Взор жгучая пелена затягивает. — Всю ночь не спала! О тебе волновалась. Ты это понимаешь?

— Зря волновалась, — он спокойно проходит мимо меня и начинает подниматься по лестнице.

Я задерживаюсь внизу недолго. Смаргиваю слезы и взлетаю следом на второй этаж. В спальню вхожу так, что штукатурка сыплется — дверь в стену ударяется.

— Прекрати делать вид, что ничего страшного не произошло! Объясни мне, что случилось!

Рейнер оборачивается и прищуривается, будто я — мелкое насекомое, которое он соблаговолил разглядеть.

— Зачем? — рявкает в свою очередь. Но это даже не эмоции. Делает это умышленно. Не на нерве. Просто чтобы меня тормознуть. Свои эмоции не выказывает. И это по непонятным причинам больше всего обижает. — Для тебя разве важно? Уходишь же через неделю. Какое тебе до меня дело? Почему волнуешься? Отбыла свой срок? Все.

— Не надо. Не говори так. Конечно, я о тебе волнуюсь.

— Почему? — повторяет это дурацкое, холодное, пустое слово.

— Просто… Я давно тебя знаю…

— И все? — спрашивает и смеется.

Этот звук — словно тысячи иголок в кожу впиваются и жгут нервные окончания.

— Ты мне не чужой, — кажется, это все, что могу сказать. Некий максимум. Дальше вместо слов с губ срывается лишь тяжелое хриплое дыхание.

— Ложись, — давит Рейнер. — Сейчас у меня нет настроя, выслушивать эту хрень.

Круто развернувшись, скрывается в ванной. А я в растерянности остаюсь посреди спальни.

В последнее время практически все, что между нами происходило, вызывало у меня восторг и радость. И я рассчитывала, что оставшуюся неделю будет так же. Глупо, возможно, но хотелось насладиться последними днями вместе. А сейчас все наоборот валится, рассыпается на куски. И от этого я чувствую попросту непереносимую боль и сильнейшее огорчение.