Саульский усмехается и качает головой.

— Да, нельзя. Поэтому, когда ты у меня пять лет назад ссуду брал, я тебе советовал, в какие сферы лучше вложиться и где проще всего наращивать капитал.

Знаю, что несерьезно сейчас говорит. Хоть чаще всего понять юмор Сауля невозможно.

— А я сказал, что героин и шлюхи — не мое.

— И как? Сейчас, в ретроспективе, мнение не поменял? Пять лет зверем мечешься, чтобы удержать один из крупнейших субъектов городской экономики.

— Я «держу» только север леса. Не поменял.

— Ты — север, остальное — государство. Вот сейчас поговаривают, что власти хотят ввести запрет на экспорт необработанной древесины, — озвучивает то, что я и сам слышал. — Что дальше?

— А что дальше? Будем больше перерабатывать и производить. Кроме того, у морского экспорта есть свои преимущества.

Сауль молча докуривает. Думает, не спешит с выводами и советами. Потому и ценю его мнение, умеет концентрироваться. Не говорит, как бывает у других, что-либо, абы сказать. Полноценно включается в ситуацию, ставит себя на мое место и только потом сообщает, как бы сам поступил.

— Может, это тот самый знак заранее начать перестраивать работу комплекса? Уже сейчас. Понятно, что терять доход неохота. Но иногда риск не то что не оправдан. Очень опасен.

— Надо подумать. Трезвая мысль, — соглашаюсь, тормознув собственных скакунов.

— Вот и подумай. Хорошо подумай.

Вначале нулевых Сауль едва ли не весь Владивосток «держал». Много людей под ним ходило. Обзаведясь женой и детьми, как он сам рассказывает, выменял статус криминального авторитета на другие ценности. Нынче Роман Викторович законопослушный гражданин и примерный семьянин. Из каждого утюга личные фото- и видеоматериалы Саульских лезут. Видимо, людям они интересны. Я и сам, признаться, люблю бывать у них дома.

— Я тебе сейчас скажу, ты не пропускай. Отложи, подумай. Знаю, как это со стороны выглядит, когда кто-то тебе, умному и борзому, свои личные взгляды навязывает, — ухмыляется и подкуривает вторую сигарету. — Ты молодой и горячий, Рейнер. Любишь, чтобы все по-твоему было. Я это прекрасно понимаю. Сам таким каких-то десять лет назад был. Молодость, — выдыхая облако никотина, качает головой. — Будь умнее, работай на перспективу. С годами пыл поумеришь, захочется спокойной жизни. Тебе сколько сейчас?

Я, злой и невежливый, не умею благодарить. Но в тот момент определенную признательность к нему чувствую. Хоть башню рвет действовать махом и получать все и сразу.

— Двадцать восемь.

— Молодость, — повторяет и снова качает головой. — Почти как моя Юлька, — имя жены необычайно мягко выговаривает. — Она сейчас серьезнее меня под себя городские порядки метет, — усмехается. — Везде пролезет.

— И что делаешь?

— Жду, пока надоест.

Вспоминая реактивную Саульскую, хмыкаю и сам неосознанно усмехаюсь.

— Слышал, Ставницер духом воспрял, — подкидываю, когда пауза в очередной раз затягивается. — Говорит, в боксе толковый парень появился.

— Кстати, да. На следующей неделе летим в Москву поддерживать. А ты как? С нами давай? Тоже ведь в свое время немало ринг протоптал.