Он отпустил мою руку, но вместо этого ухватил за плечи так, что мне пришлось поднять голову, чтобы сохранить равновесие. Лицо его было худым и загорелым, у рта пролегли резкие морщины, глаза потемнели от боли.

– Клэр, – произнес он более мягким тоном, увидев, что я смотрю на него. – Клэр, ведь это был и мой ребенок тоже.

– Да, был, но ты убил его.

Я вырвалась из его рук и нырнула под узкую арку. Словно испуганная собачонка, я остановилась внутри миниатюрной, причудливо украшенной беседки, увитой виноградом. Кружевные стены беседки окружали меня со всех сторон – я оказалась в западне. В беседке сделалось темно, когда он заслонил собою вход в нее.

– Не трогай меня.

Я отступила назад, не отрывая глаз от пола.

«Уходи же! – фанатично повторяла я про себя. – Пожалуйста, ради бога, оставь меня в покое!»

Я чувствовала, как серое покрывало, окутывающее сознание, начинает спадать и острые стрелы пронзают тело подобно молниям, пронзающим облака.

Он замер в нескольких шагах от меня. Я отвернулась от него и то ли села, то ли упала на деревянную скамеечку. Глаза мои были закрыты, и я вся дрожала. Несмотря на то что дождь прекратился, было холодно, влажный ветер проникал сквозь резные стены беседки.

Джейми не приближался ко мне, но я чувствовала его присутствие, слышала прерывистое дыхание.

– Клэр! – В его голосе звучало отчаяние. – Клэр, разве ты не видишь… Клэр, ты должна поговорить со мной! Ради бога, Клэр! Ведь я даже не знаю, был ли это мальчик или девочка!

Я сидела словно завороженная, вцепившись руками в грубое дерево скамьи. Вдруг я услышала какой-то шум рядом. Заставила себя открыть глаза и увидела, что он сидит на земле, на мокром гравии, у моих ног, низко опустив голову. Капли дождя поблескивали в его волосах.

– Простишь ли ты меня когда-нибудь? – прошептал он.

– Это была девочка, – спустя минуту ответила я.

Мой голос звучал хрипло, я говорила через силу.

– Мать Хильдегард покрестила ее и дала ей имя. Вера. Вера Фрэзер. Ты знаешь, что матери Хильдегард присущ юмор…

Он продолжал некоторое время сидеть с опущенной головой. Потом спросил:

– Ты видела ребенка?

Теперь мои глаза были открыты. Я сидела, уставившись в свои колени. Капли дождя, время от времени залетавшие в беседку, оставляли темные пятна на моей шелковой юбке.

– Да, видела. Акушерка, самая лучшая из лучших, мадам Бонэр, оказывающая «Обители ангелов» услуги на благотворительной основе, сказала, что я должна взглянуть на младенца, поэтому я это сделала.

Я даже слышала, как она говорила: «Дайте ей ребенка. Лучше, когда мать видит своего мертворожденного младенца, тогда у нее не остается никаких иллюзий». У меня их и не осталось. Я все помню.

– Она была само совершенство, – продолжала я как бы про себя, – такая маленькая. Ее головка помещалась у меня на ладони. Ушки слегка оттопырены. Они просвечивали на солнце. И все ее тельце мягко светилось, особенно на округлостях щек и ягодиц. Мать Хильдегард завернула ее в кусок белого шелка.

Я сидела, глядя на свои руки, лежащие на коленях, сжатые в кулаки.

– Глаза были закрыты. Ресничек еще не было, но глазки были слегка раскосыми. Я сказала, что ее глазки похожи на твои, но мне ответили, что у всех младенцев такие глаза. Десять пальчиков на руках и столько же на ногах. Ногтей еще не было. Но сквозь нежную кожу просвечивали суставы пальцев, коленные суставы, локтевые косточки…