Сэр Гилберт по большей части отмалчивался с момента выезда из замка, где был назначен сбор лучников графства. Томас был знаком с большинством из них по ярмаркам и состязаниям в меткости. Молодые люди, собранные из окрестных сел и деревень, выказывали разное настроение. Большинство были настроены послужить и получить свою плату, гордясь, что лорд снабдил их лошадьми и оружием. Джон Найтингейл был немногим старше Блэкстоуна, и его веселый нрав и россказни о пьянице-отце, матери, рожавшей в год по ребенку, и девицах, с которыми он переспал, развлекали людей в дороге до побережья весь день.
По большей части это были юноши лет восемнадцати-девятнадцати, хотя троим или четверым из латников было порядком за двадцать и довелось сражаться в Низинных странах[7]. Иные юноши дали волю своему хвастливому воодушевлению перед приключениями, ждущими их впереди; ветераны же держались особняком, и сэр Гилберт чаще заговаривал с ними, чем с остальными. Томас чувствовал, что не допущен в круг их братства, но в то же время не разделял утробного восторга остальных юношей, гадая, как защитить брата в неразберихе, которая наверняка последует. Тихие серые будни дома, несмотря на нехватку удобств, давали им своего рода убежище, в которое внешний мир почти не вторгался. Июнь был месяцем сенокоса, двоения пара и стрижки овец. А теперь их жизни глубокой бороздой пропахала война.
В противоположность ему брат ехал совершенно беззаботно. Солнце согревало его, и освежающий юго-западный ветерок овевал лицо. Избавившись от повседневного надрывающего жилы труда в каменоломне, он обрел свободу поездки по меловым холмам, вдыхая эликсир бриза, доносящего дразнящий аромат моря. Его счастливое урчание не вызывало нареканий односельчан, но проезжий рыцарь, хлопнув его по плечу, велел замолчать.
Блэкстоун не знал, как быть. Рыцарь главенствует над ним, и Томас не смеет задирать его, но он чувствовал, что обязан хоть как-то постоять за брата.
– Он не может вас слышать, так что когда вы его бьете, он не понимает, чего вы хотите.
– Тогда, пожалуй, мне надо врезать ему покрепче, чтобы втемяшить потребное разумение. Дабы перестал издавать сие гнусавое хрюканье. Хуже, чем вести свинью на веревке. Но свинья хотя бы служит делу.
Блэкстоун не мог себе позволить настраивать против себя ветерана более высокого звания, и сосущая тревога под ложечкой не дала ему ответить тотчас же. Сэр Гилберт ехал впереди, но обернулся в седле и поглядел на Томаса. Казалось, он ждет, что Блэкстоун осмелится сказать в ответ.
– Его ценность заключается не в глухоте и не в немоте, а в силе его десницы. Он будет весьма сподручен пешему рыцарю, противостоящему тяжелой кавалерии, – помешкав, Блэкстоун уважительно добавил: – Милорд.
Кивнув, сэр Гилберт отвернулся. Должно быть, отец поведал отроку, как английские и валлийские лучники перебили шотландцев, когда рыцари и латники стояли плечом к плечу, будто заурядная инфантерия, в Шотландских войнах, ожидая атаки вражеской кавалерии. Английская армия усвоила урок своих поражений; кровавый опыт научил ее ценить военный лук и стрелы длиною в портняжный ярд с бронебойными шилообразными наконечниками. Именно люди вроде отца Томаса спасали в былых сражениях людей вроде чванливого рыцаря. И им подобные свершат сие снова.