Последние слова Клах уже не говорил, а бормотал сквозь сон. Через минуту он уже безмятежно спал, а Нарти лежал без сна, стараясь понять, как услышанное согласуется с прежними представлениями о жизни. Дело не в том, что нет никакого жребия, а всё изначально предопределено. Дело даже не в грибах, хотя услышать о них было очень неприятно. Но почему Клах сказал, что завтра его последний день? Мужчины догонят и убьют? Вот уж во что Нарти поверить не мог, так это в подобный исход. Будь ты трижды мужчиной, но с Нарти тебе не справиться. Или, может быть, проводника убьют женщины? Убьют также спокойно и деловито, как когда-то выгнали в Прорву? В такой исход тоже не верилось. Но ведь куда-то мужчины деваются, и каждый год куда-то девается старший из проводников.

Потом мысли вновь возвращались к грибам, дымным папухам, которые так славно было топтать в осеннем лесу.

Утром вновь поднялись до света, с трудом растолкали мальчишку и поставили на ноги голодных измученных бычков. Ещё день-другой и в стаде начнётся падёж. По счастью, Прорва, разделяющая людей, не так велика и по разведанной дороге её можно пройти за два дня.

Берег приблизился вплотную, стадо, хватая на ходу зелень, полезло сквозь кусты. Под ноги Нарти, как назло, попалась здоровенная, с кулак, снежно-белая папуха. Нарти в сердцах саданул ногой, хотя охотнику так себя вести не полагается. Никакого дыма, конечно, не получилось, гриб был ещё молодой, в самый раз для окормления. Он разлетелся в клочья, перепачкав ногу белой мякотью.

Нарти бегом догнал Клаха и, задыхаясь, спросил:

— Почему в том селении матери, вместо того, чтобы выгонять мальчишек, не окармливают их папухой? Всем стало бы хорошо и спокойно…

— Додумался… — протянул Клах. — А я уж боялся, мне самому придётся об этом разговор заводить. Так вот, окормленные они, конечно, ведут себя спокойно… до поры. На самом деле, что-то в них мужское брезжит, так что от женского запаха они становятся слегка на мужчин похожи. Упрямыми становятся, злыми… Только детей от них не родится или родятся уроды. Но даже не это самое скверное. Здесь эти люди живут, не зная, что они потеряли. И кто скажет, есть ли в том потеря? Они старейшины, в селении нет никого главнее их. А там они за людей считаться не будут. Станут наравне с кладеными волами. И они найдут способ отомстить всему миру за свою убогость. У матерей есть поговорка: «Лучше жить без хлеба, чем с нелюдью», — не помнишь такой?

— Нет.

— Не важно… По счастью, у нас есть Прорва, которая позволила развести тех, кому нельзя быть вместе. Но друг без друга мы тоже пропадём, поэтому, кроме Прорвы есть ещё проводники.

Клах оглянулся и увидел мальчишку, стоящего с разинутым ртом.

— А ты что здесь делаешь? Смотри, стадо уже на пастьбу устроилось. Гони их вверх по склону, там на лугу люди дожидаются. Будешь старикам помогать, они телят в загон поведут. Старикам скажешь, что я тебя в селение взял. Пусть накормят, как следует, и покажут, где ты жить будешь. А станешь соваться, куда не просят, и подслушивать, я тебе уши оборву и съесть заставлю. У нас с этим быстро!