— Мы сочтем это за честь, — рассмеялась Айлин так беззаботно и весело, что Аластор разом простил арлезийцу все вольные и невольные грехи.

Пусть болтает без умолку, пусть смотрит восхищенно и поет, как ошалелый соловей. Зато сегодня Айлин точно не будет думать о демонах, этикете, оставленных в Дорвенне друзьях, а может, и о ком-то еще. Он ведь так ни разу не набрался храбрости спросить, свободно ли ее сердце. Да и права на такой вопрос не имел… Но ведь они просто друзья! Он бы спросил по-дружески… А теперь от одной мысли об этом вопросе почему-то больно. Нет, пусть уж лучше будет вино, жареное мясо, песни под лютню… Что угодно, только не думать ни о прошлом, ни о будущем!

Словно уловив его настроение — а может, и правда что-то заметил? — Фарелли поставил на огонь котелок, насыпав туда шамьета, и сходил за своими волшебными баночками с медом и приправами. Вот и хорошо, сладкий шамьет куда вкуснее этой арлезийской кислятины. Да и кровь греет не хуже!

— Что бы я пожелал? — задумчиво сказал итлиец, тщательно отмеряя крупинки пряностей в котелок. — Вот если бы прямо что угодно? Как в сказках?

— Именно, — согласился арлезиец, поблескивая глазами и небрежно лаская пальцами темное гладкое дерево лютни.

«Так можно гладить не вещь, а разве что живое существо, — мелькнуло у Аластора в мыслях. — Прекрасную живую женщину… Тьфу, что за мысли! Надо прекращать пить!»

— А что обычно просят у Странника? — продолжал рассуждать итлиец. — Богатство, здоровье, долгую жизнь, титул, удачу?

— Именно это и просят, наверное, — усмехнулся дон Раэн. — Что еще нужно людям для счастья?

— Скучно! — заявил Фарелли, священнодействуя над котелком. — Вот это все — ужасная пошлость! Никакой фантазии! Разве что удача, да и то… Привязать к себе удачу силой — все равно что принудить кого-то к любви. Ужасная мерзость. Нет, вот если бы я в самом деле встретил Странника, я бы…

Он закатил глаза, и арлезиец даже наклонился вперед, улыбаясь. Кто сказал, что это надменный народ? Аластору вдруг стало весело, как со старым другом, и он тоже с нетерпением ждал, что скажет Фарелли.

— Я бы попросил у Странника оказаться на своем месте, — сказал вдруг итлиец очень серьезно, разом отбросив насмешливый тон. — Именно на своем, понимаете, м?

— Признаться, не очень, — так же серьезно ответил Раэн. — Разве сейчас вы на чужом месте, Лучано? Какое же тогда ваше?

— Мое… — Руки итлийца, порхающие над шамьетом, на миг замерли, и он тихо выдохнул: — Если бы я знал. Но это место, где мне на самом деле нужно оказаться. Где нужен именно я, м?

— Кажется, понимаю, — согласился Раэн. — Отличное желание, право же. И я от души присоединяюсь к вам. А вы, дон Аластор?

— Что? — переспросил Аластор растерянно.

Он как-то не думал, что вопрос относится и к нему тоже. Да и что сказать? Фарелли красиво сплел слова, но не повторять же за ним. И не скажешь теперь, что его бы устроила самая простая счастливая жизнь. Вот именно с тем, что перечислил итлиец. Чтобы и здоровье, и любящая жена, и дети, и всего остального в меру. Кто же откажется от денег, титула и земель, если сами пойдут в руки? Но, конечно, по чести и так, чтобы не слишком. Чтобы не откусить кусок, который не проглотишь.