Писатель молчал.

– У любого человека есть выбор. Всегда, – мягко добавила Мария. – Но выбор должен делать сам человек, а не кто-то за него. Не умножай горе в этом мире, его и так достаточно. Ладно, я сейчас пойду пока к Мирочке, а ты… А вы все вместе приезжайте в гости, когда надумаете, хорошо?

Так неожиданно прозвучало это приглашение. Ведь приглашал… ангел. А не подружка жены. Вот так запросто. И Денису стало так спокойно.

– И вот еще что, – обернулась в дверях Мария. – Тебе придется с ним встретиться. Он примчится сразу, когда я уйду. Пока я рядом, он ничего не может, но я не стану вечно держать тебя под зонтиком. Пора учиться защищаться самостоятельно. И защищать тех, кто тебе дорог. Он будет говорить то, что покажется тебе правдой. Как всегда. Пожалуйста… оставайся сильным. Помни от тех, кто любит тебя. И знай о том, что, если ты выберешь первый вариант, ты спасешь всех нас. И это не пустые слова – если бы в Содоме и Гоморре нашелся хотя бы один, сделавший правильный выбор, – города бы стояли по сей день. Как стоят Вашингтон и Берлин.

Дверь за Марией закрылась.

– Не очень-то мне по вкусу ее духи, – раздалось вдруг за левым плечом Дениса; он даже не успел опомниться. – Ладан напоминают, ну и дрянь!

Вишняков подскочил – да, это был именно он. Лукавый… Одетый с иголочки, свежий и благоухающий дорогим парфюмом.

– Ну, что еще с тобой случилось? – участливо осведомился «друг». – Голова болит? А так?

Он сделал неуловимое движение пальцами, и перед глазами Вишнякова заплясали вспышки, а в самой голове взорвалось одно за другим несколько белых солнц. Боль была невыносимой, писателя скрючило в позу эмбриона, а под черепом едко плескалась только одна мысль: «Хочешь меня убить? Вперед, и проблема сразу решится».

Если он умрет, роман никогда не увидит свет. Никакой из вариантов. А Миру с детьми защитит Мария.

– Ой-ой, прости, – всплеснул руками «друг». – Я ж наоборот хотел!

И боль немедленно отхлынула, оставив взамен себя блаженство.

«И ты думаешь, что сейчас, после этой демонстрации твоей силы, я немедленно сделаю то, что ты хочешь? А не пошел бы ты», – расслабленно подумал Вишняков, не открывая глаз.

– Все-все, больше не буду, – пообещал дьявол. – Я просто слегка разозлился. Уж очень ты нерешительный. В самом деле, как барышня. Тебя гложет червь сомнений? А как ты хотел? Естественно, тебе так просто не дадут нормально работать – тем, кто мне помогает, во все времена приходилось туго, слишком уж невыгодно, чтобы существующий порядок, а точнее сказать, царящий хаос был нарушен. Ну что ж, милый, готовься к новому монологу. А я, твой верный актер и слуга, всегда готов тебя развлечь, как принца датского… Итак, чем она так напугала тебя, эта девочка Мария?

Он присел на диван рядом с Вишняковым, аккуратно поддернув идеально отглаженные брюки.

– Сатанинскими заповедями? Но ведь не я их придумал, это очередная уловка. Знаешь, такой текст-новодел, чтобы настроить всех вас против меня. Мир так устроен, в нем нужно противостояние. И по какому-то абсурдному стечению обстоятельств меня сделали тем злом, против которого надо бороться. Меня изображают в стрр-рашных обличьях, хоть к зеркалу не подходи; про меня рассказывают ужастики вроде «Ребенка Розмари» или «Омена», а ведь это все неправда. Покажи мне хоть один пример моего зла. Кому я, лично я сделал что-то плохое? У тебя нет ни одного свидетельства, и ни у кого нет. Историка давай мне припомним, ага? Я ему тридцать лет жизни подарил на любимое дело, архивы изучать. Он что, на меня эти тридцать лет потратил? Нет, на себя. На свое любимое дело. И немудрено, что помер, надорвался. Придумал сам себе, что Господь его за это покарает. Да-да, ведь карает Бог. Ну, и покарал. Что хотели, то и получили… Чайку-то попьем?