Денис неуверенно поблагодарил женщину и нажал отбой.
Время в ожидании «Скорой» тянулось мучительно. Денис то сидел, безотрывно глядя на Золотарева, чье дыхание практически затихло, то вскакивал с места и опасливо подходил к старику. Один раз даже рискнул поднести к его губам небольшое зеркальце. Зеркальце затуманилось. Виктор Семенович непостижимым образом был еще жив, хотя и явно находился без сознания.
Наконец в дверь раздался звонок.
Небритый парень хмуро оттеснил Дениса, входя в квартиру, покрутил носом, видимо, ожидая учуять столь характерный для всех стариковских нор запах лекарств; не почувствовал ничего. Взялся за пульс, отпустил руку Золотарева, уложил ее вдоль тела, достал мобильник: «Паша, Витя, давайте носилки. Третий этаж. Хорошо не десятый».
На том конце трубки явственно выругались забористым матерком.
«Так же вот и меня увезут когда-нибудь. Те, кому на меня будет совершенно наплевать», – вдруг подумал Вишняков, чувствуя в сердце непривычную опустошенность. Насколько, оказывается, ничтожна человеческая жизнь…
– Родственники у него есть? – спросил врач.
– Насколько я знаю, нет, – сказал Вишняков. – Мы виделись крайне редко, и сегодня я сюда заехал по чистой случайности…
– Ну, и куда мы его? – глядя в пространство, побарабанил тот пальцами по коленке.
– В больницу, не в морг же, – огрызнулся Денис.
– Кто вам сказал, что он доедет? – устало возразил небритый.
– Хоть бы укол какой-нибудь сделали! – почти с ненавистью произнес писатель, глядя на врача.
– Какой укол?! – уставился тот ему в глаза с не меньшей ненавистью. – Живой воды?!
– Я не знаю, вы врач, а не я, – жестко проговорил Вишняков.
– А не знаете, так лучше молчите, – парировал доктор. – У него сердечный ритм умирающего. Был бы он моложе, поставили бы адреналин, а так – только хуже будет. Стимуляция вызовет инфаркт, и амба…
– Я вижу, что он старый, – отрезал Денис, – и я понимаю, что родных у него нет, а я ему никто, но нельзя же так! Это не мусор, а человек!
– Только вот не надо мне мораль читать, – буркнул доктор. – Не вы на «Скорой» работаете, а я, и не нужно из меня монстра делать! У меня каждую неделю по два-три двухсотых приезжает, потому что меня зовут не Христос, и учили меня лечить, а не воскрешать. Да что я вам тут объясняю!
Денис молча сунул ему в карман чуть смятые бумажки, выуженные из бумажника.
– Здесь доллары и евро, – сухо сказал Вишняков. – Постарайтесь протянуть его дни как можно дольше. Пока он жив, вы просто обязаны…
– Да пошли вы со своими деньгами! – ответил врач зло, но тихо. – Как будто в них проблема! Есть нечто, что ни за какие деньги не купишь – время!
– Не возьмете? – удивился Денис.
– Возьму, – ответил доктор. – И тянуть его буду. Но не потому, что вы мне заплатили. Если бы все на деньгах замыкалось, я бы пошел в стоматологи. Но кому-то же и надо… надо…
Он отвернулся, наклонился к старику, щупая пульс. Денис машинально отметил сбитые костяшки на его ладонях и почему-то вспомнил паренька, помогавшего ему во время инцидента с птицами. Ему стало стыдно.
– Простите, – сказал он. Доктор не ответил – подошли санитары бригады. Денис помог им погрузить старика на носилки, и они вместе, толкаясь, вынесли его из квартиры. Затем Вишняков поспешно запер дверь ключами, которые торчали изнутри, позвонил в соседнюю квартиру, но ему не ответили. Писатель, чертыхаясь, обзвонил еще несколько дверей, но лишь в пятой, на первом этаже, ему открыла женщина, к ноге которой жался ребенок лет пяти.