– А что я должен был подумать?! – вспыхнул писатель.

– А что Мирослава должна была подумать, когда прочла, что ее любимый муж пропагандирует, как ты сам выразился, грязь? – пожала плечами Мария.

Вишняков не сразу нашелся с ответом:

– Но ведь это… Это ведь просто книга!

– А это просто квитанция, – пожала плечами Мария. – И потом, «просто» книг не бывает, тебе ли не знать этого. И «просто» фильмов, и «просто» картин тоже. Все, что мы называем «культурой», «искусством», – это отражение нашего внутреннего мира. Зачем мы творим? Чтобы что-то привнести в этот мир. Ты сам говорил, что Олаф – единственный друг, который у тебя остался…

– Я это говорил? – удивился Денис.

– Говорил, – кивнула Мира. – Денис, ты же не студент литфака, подрабатывающий литературным негром! У тебя дар. Талант. Значит, написанное идет именно из глубин души. И что же Мирослава увидела в твоей душе? Готовность предать. И совет остальным мужчинам, как лучше предавать. Нет, точнее, подсказка мужчинам, что это как бы и не предательство вовсе. А простая физиология. Как у мартышки.

Вишняков молчал. Когда молчать стало уже совсем неприлично, он рассказал про свой роман о дьяволе.

– Даже так… – тихо проговорила Мария, глядя ему в глаза. – Тема, конечно, вечная… Тема спорная. Сколько люди живут, столько они и будут думать на тему высших и низших сил. И спорить. Хорошая тема. Но трудная.

– Настолько трудная, что я его буду писать вечно, этот роман, – сердито буркнул Денис. – И никогда не завершу.

– Никогда не говори «никогда», – мягко возразила художница, присаживаясь на корточки и собирая рассыпавшиеся по полу листки.

Писатель присоединился к ней, и несколько минут они молча всматривались в номера страниц и раскладывали текст по порядку.

– Денис, а почему ты говоришь, что будешь писать его вечно? – полюбопытствовала художница. – Ведь тема действительно настолько интересна… Мне кажется, она должна привлечь многих читателей, и книга на прилавках не залежится. И я уже вижу, как это можно нарисовать…

– Понимаешь, Мария, – глядя куда-то в сторону, ответил Вишняков. – Мира, может быть, говорила тебе… а может быть, и нет, не знаю, как далеко вы, женщины, в откровенностях заходите… Ведь вариантов романа два.

– Я… знаю, – помолчав, ответила Мария. – И в первоначальном варианте дьявол оказывается поверженным.

– Вот именно, – подхватил Денис. – Но это штамп, стандарт. Чем плох другой финал? Почему не повернуть мысли людей в другое русло? Заставить задуматься?

– Задуматься о чем? – Мария подняла на него взгляд, заглянув прямо в глаза Дениса. Этот простой вопрос поставил его в тупик. Он словно мимоходом взглянул в зеркало и увидел там… собственный затылок.

– Денис, а ты сам-то уверен в том, что говоришь? – понизив голос и странно, будто изучая, глядя на него, спросила художница. – Я понимаю, что любому художнику, что бы он ни делал – писал ли картины, романы, ваял скульптуры, – хочется быть оригинальным. Но, видишь ли… именно в этой теме нужно проявлять особую осторожность.

– В смысле? – спросил Денис.

– Ну, ты же сам произнес только что: «повернуть мысли людей в другое русло», – сказала она. – Это же самая настоящая пропаганда получается. Но пропаганда чего? Зла? Хаоса? Разрушения? Насилия? Грязи? Предательства? Представь себе, что твою книгу прочитают. Писатель – это словно маяк, словно путеводная звезда, люди всегда следуют за ним. Но встречаются такие таланты, которых лучше бы не было. Адольф Шикльгрубер был неплохим художником и гениальным оратором. Он мог рисовать, но ему интереснее показалось разглагольствовать. В результате каждый пятый житель нашей страны безвременно погиб, равно как и каждый пятый немец. Хотел ли он этого? Может, иногда стоит как-то сдерживать свой гений, чтобы он не натворил… такого? Разве ты хотел бы, чтобы зло вырвалось со страниц твоей книги на улицы?