Господи, за что ж вы меня все так ненавидите!? Ни за что? Знамо дело, и это самая веская причина.
Какой я ещё маленький и глупый. Мне ещё расти, да расти. А вдруг я завтра умру? И не увижу елки у Ивановых. (Для тех, кто не знает: в произведении Введенского «Елка у Ивановых» фигурирует некий ребенок, который, видимо, стонет у Мусоргского в «Песнях и плясках смерти», а у Скворцова заблудился в лесу, — так вот, у Введенского этот пресловутый ребенок, которого, как правило, и держат на руках всевозможные мадонны Рафаэля да Винчи и прочих, сам себе задает вопросы: «Новый год будет? Будет. А вдруг не будет? Вдруг я умру?»)
Вот тебе и архетипический стержень. Ненавижу! Ненавижу душу свою! ненавижу душу свою за любовь к самоей себе! Будь проклят онанизм вовеки веков! Будь проклят половой акт вовеки веков! По хую что проклинать. Просто невыносимо хочется скривить какую-нибудь мерзкую рожу, чтоб ни один мускул на лице не остался нетронутым, и во все горло заорать по-звериному: «Проклинаю!!!»
Я сижу в туалете и сру. Вдруг, слышу, звонит телефон. Трубку, естественно, поднимает бабушка, и давай орать, как на пожаре: «Алло!!! Алло!!! А его нет дома!!! А кто его спрашивает!?!» Потом выходит из своей комнаты, шаркает по коридору, эдакая стокилограммовая махина, и снова орёт: «Тебе звонила Женщина-для-тебя! Сказала, что вечером перезвонит!»
А вечером я надолго ухожу бродить с Дуловым и пиздеть о том, что я пишу роман «Псевдо», и что я написал там, что 8-го апреля в мир явилась Женщина-для-меня, и что так оно всё и есть, потому что потому и так далее по всему, по тому, по поводу чего Гавронский сказал, что метафизика — это говно. Конечно, говно. А хули? (Нет, Тогоев. Ни алешковские узы, ни лимоновые настойки здесь не при чём. А помнишь, кстати, как Одна Девочка Олегушкой тебя называла?) Так-то вот. Все мы под богом ходим, а он, знай себе, поёбывает овечек в стаде своем…
А что касается моей жизненной позиции, то с присущей мне откровенностью могу вам честно ответить, что мне совершенно всё по хую или, проще говоря, до пизды (дверца (doors)), но, в зависимости от ситуации, могу за что-нибудь жизнь отдать. За то, что мне важным покажется в тот момент. А важным мне может показаться всё, что угодно, ибо у меня очень гибкое сознание.
Начнёт, к примеру, по осени листик с деревца падать, и мне вдруг пиздец как важно покажется, чтоб он никогда не упал, а что здесь может помочь, как не смерть моя? Ведь если взглянуть на мир широко, то ведь это не я вижу, как листик падает, а наоборот, это у меня в голове, в сознании у меня падает листик.
Соответственно, предотвратить его падение можно только отключив сознание, что я могу сделать на данный момент лишь одним способом. Вопрос здесь только в том, так ли уж важно, чтобы он не упал, чтобы ради этого жертвовать своей жизнью? Но тут уж только хуй знает, да одному Богу известно, что мне в башку втемяшится, когда листики действительно начнут падать. Ведь, в самом деле, кто знает, ч т о будет с нами со всеми, когда начнут падать листики! Это только сейчас весна, и все ебутся, как очумелые, а потом начнут листики падать…