У жителей Петербурга (называть их в общей массе «петербуржцами» не поворачивается язык, поскольку многие из них удивительно мало соответствуют этому благородному имени) есть много причин гордиться своим городом. Это и неповторимая панорама Невы в обрамлении чудесных ее берегов, гранитных набережных, исполненных строгого великолепия, и фантастические переливы негаснущего неба белыми июньскими ночами, неба, служащего драгоценным фоном для силуэтов Адмиралтейства и Петропавловского шпиля, Ростральных колонн и Кунсткамеры, и непревзойденные шедевры Растрелли и Воронихина, Кваренги и Росси, Захарова и Трезини, и многое, многое можно еще перечислять…
Однако у жителей Петербурга много есть причин и для горького стыда, для обиды за свой город. Это и пьяные бомжи на прекрасных центральных улицах, и груды мусора в двух шагах от сказочных дворцов и сияющих огнями магистралей, и разрытые мостовые в самом центре города, закопать и заасфальтировать которые не могут многие годы… Одна из таких причин для стыда – это международный аэропорт Петербурга «Пулково-2». Странно, что, несмотря на устойчивую и хорошо известную традицию советских времен делать все международное помпезным, с размахом и показной роскошью, международный аэропорт Северной столицы напоминает внешним своим обликом железнодорожный вокзал в захолустном райцентре – бедное, тесное, кое-как оштукатуренное здание наводит на прилетающих неизбывную тоску и мысли о глухой провинции. Кажется, что, завернув за угол, непременно увидишь козу на привязи, мирно щиплющую травку, а то и свинью, почивающую в луже…
Впрочем, Митя Дрозд, искусствовед и преподаватель Академии художеств, подъезжая к тоскливому зданию аэропорта, не слишком задумывался о его архитектурном убожестве. Он испытывал два достаточно сильных чувства, по сути своей весьма противоречивых: с одной стороны, он радовался выпавшей ему поездке в Париж, с другой – волновался из-за картины, которую заставил его везти Аристархов. Он знал, конечно, что у Андрона Аскольдовича налажены с таможней надежные связи, но тем не менее вполне естественный страх человека, который против своей воли неожиданно стал контрабандистом, не оставлял его ни на минуту.
Маршрутное такси высадило Дрозда возле аэропорта и повернуло дальше, в авиагородок, где живут многие сотрудники двух петербургских аэропортов. Митя поспешно направился в зал отлета. Регистрация пассажиров на парижский рейс уже началась, но, как обычно, происходила необычайно медленно. Из четырех стоек работали только две, причем одна из них предназначалась для каких-то мифических Очень Важных Персон (ВИПов по современной терминологии). Поскольку этих персон на рядовом рейсе, естественно, не предвиделось, девушка за стойкой просто скучала, а все пассажиры вытянулись в огромную очередь ко второй стойке.
По залу неторопливо двигалась уборщица, довольно представительная дама средних лет в немарком сером халате. Она на удивление неловко управлялась со своими инструментами – ведром и шваброй и, подойдя к очереди ожидающих регистрации пассажиров, постоянно задевала шваброй то ноги отлетающих, то их чемоданы. Впрочем, пассажиры в предотлетных волнениях не обращали на нее внимания как на неизбежную, хотя и досадную деталь интерьера.