Шарко уже доводилось слышать о таких резиденциях. Чистые продукты сегрегации, расслоения общества, они росли как грибы, и в них укрывалась элита. Их можно было найти по всему миру, даже во Франции они уже появились.
Он с горечью посмотрел на фотографии:
– Подумать только, они ведь, по идее, обеспечивают безопасность. А кто остальные жители?
– Не знаю. Промышленники, богатые бизнесмены, которые прячутся за стенами от тех, кто наполняет их бумажники. Но… нас-то интересует Саваж.
Ламордье посмотрел на свой завибрировавший телефон. Ответил, сказал, что перезвонит, и отключился.
– Все закрутилось очень быстро. Я жду с минуты на минуту утверждения министерством международного судебного поручения. Мы готовим операцию с бразильцами, чтобы взять Саважа, передаем им все важные документы. Дело это деликатное, из-за того, что Саваж много знает, в частности о распространении вируса гриппа и том факте, что наше правительство дезинформировало общественность. Будет тонкая игра на дипломатическом уровне, но я бы сказал, что это нас не касается.
Он посмотрел на часы.
– Я получил добро Министерства внутренних дел на отправку двух человек на место для участия в операции. Белланже, вы руководите здесь. Шарко, Казю, прямой рейс на Сан-Паулу вылетает в двадцать часов. Вы готовы отправиться надеть наручники на этого мерзавца?
Казю ответил утвердительно, не скрывая своего энтузиазма. Шарко не сводил глаз с экрана. Человек-птица продолжал лихорадочно писать. Что такое мог записывать этот психопат?
– Я знаю, вы только что вернулись из Польши, Шарко, – добавил Ламордье. – Я могу вас кем-нибудь заменить, но знаю, что это и ваше расследование, и…
– Я не упущу этого ни за что на свете.
110
В темноте воды Сены были черными, смолистыми, точно больные бронхи. Частый дождь лил и лил, как будто какой-то небесный шлюз забыли закрыть. Николя смотрел на город из окна кабинета, ощущал биение его сердца, кровоток по запруженным артериям, всю эту сложную механику, делавшую его живым организмом. Кто-то готовился выпустить в него смертоносную бактерию, микроб, который внедрится в каждую его клетку и уничтожит их.
Если они не поймают Мюрье, Париж сгниет изнутри.
– Мюрье вышел, Николя!
Капитан полиции почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Он подбежал к Жаку Леваллуа, который сидел, не отрываясь от компьютера, как, наверно, сидели сейчас и агенты других служб, и чиновники Министерства внутренних дел.
И Человек в черном.
Блохи были по-прежнему на месте, в виварии. Костюм чумного доктора с венецианской маской лежал на кровати.
– Он писал, – объяснил Жак. – Потом посмотрел на часы, снял маску, костюм, надел куртку и ушел.
– Уже девятый час. Куда его понесло?
– Может быть, у него встреча?
– С кем?
Ужасно было смотреть, не имея возможности действовать. Николя вспомнилось письмо на человеческой коже, адресованное Кремье:
В первое время вы можете видеть, не прикасаясь. Вы будете просто зрителем, но зрителем очень привилегированным.
Он вернулся к своему компьютеру. На его глазах умирала женщина, запертая в мрачной комнате где-то в этом большом мире. А Камиль – она тоже появлялась на этих экранах? Ее смерть транслировали онлайн?