Мина, как могла, сдерживала улыбку. Винсент словно не вполне осознавал, о чем только что говорил.

— И потом, счет нам больше не нужен. Я давно его оплатил.

— Сколько ступенек отделяют сцену от зеленой комнаты в театре Евле? — быстро спросила Мина.

Он сразу посерьезнел.

— Восемь. Но почему вы об этом спрашиваете?

— Их семь. Если не ступать на одну дважды.

Менталист разинул рот. Эта особа из полиции становилась все более интересной. Винсент не привык к тому, что люди разгадывают его секреты. Мина села, уже не скрывая улыбки.

— Профессиональный прием, не более того. — Она снова придвинула ему фотографии.

— Хорошо, вы победили, — отозвался Винсент. — Пока, во всяком случае.

Верхний снимок в кипе съехал в сторону, и глазам Винсента открылось нечто более интересное. Мина не успела его остановить.

— Черт… — Лицо менталиста исказила гримаса.

— Именно так.

Он сощурил глаза, словно стараясь привыкнуть к тому, что увидел.

— А это что? — Ткнул пальцем в предмет в пластиковом пакете рядом с телом.

— Часы жертвы. Стекло разбито. Стрелки показывают три часа, и смерть, похоже, наступила именно в это время. То есть в три пополудни…

Винсент замотал головой:

— Нет, не часы, вот это…

Он показал на линии на бедрах жертвы, как раз под тем местом, куда вошел клинок. Две длинные линии пересекались с короткими, образуя узор, похожий на лестницу. Как казалось Мине, по крайней мере.

— Порезы, — ответила она, — ножевые, похоже. Возможно, таким образом преступник рассчитывал терроризировать жертву. В предвкушении того, что должно было последовать за этим.

— Но с какой стати такая точность? — удивился Винсент. — И это настолько не согласуется с тем, как он искромсал ее потом… Не думаю, что это ради лишних мучений. Эти линии — символ.

— Символ чего?

— Ну… этот образ имеет символическое значение во многих религиях. В Библии, к примеру, где Иаков поднимается на небо по лестнице. Фрейд связывал лестницу непосредственно с половым актом. Только не спрашивайте меня, как именно. Хотя… думаю, здесь все проще.

Винсент повернул снимок на девяносто градусов и продолжал разглядывать «лестницу» в новом, горизонтальном положении. А Мина поймала себя на том, что больше не видит ступенек. Теперь линии образовывали римскую цифру «три».

Повисла пауза. Голоса из бара перебивали мысли.

Молчание нарушил Винсент:

— Не хотел об этом спрашивать, но…

Мина кивнула.

— Догадываюсь, о чем вы подумали. Если есть третий номер, то где первый и второй?

С утра голова работала плохо. Слепящий солнечный луч, прилегающая к коже мягкая поверхность простыни и слабое послевкусие снотворного — вот и все, что обычно воспринимал Винсент в эти первые секунды между сном и пробуждением. Блаженный вакуум и полная невозможность локализовать себя в какой-либо точке вселенной. Ощущение пространства, времени — это приходило позже.

Действительность вторгалась в его сознание постепенно. Звон фарфоровой посуды из кухни. Птица, защебетавшая, вопреки зиме, в домике, который соорудила для нее Мария. Голос сына Астона, то высокий, то низкий, так легко меняющий радостные интонации на гневные.