Но Коул больше не произносил ни слова. Я словно общалась с обездвиженной статуей.

      - Ты не помнишь… Ничего не помнишь! И даже это…? – Чувствуя, как боль пронзает все мое тело, приблизилась к его лицу и оттянула его губу на себя, пробуя на вкус. Такая же, как и прежде. И запах – такой родной, знакомый. Смешанный с запахом гребанных лекарств. Я провела языком по его солоноватым губам, желая, чтобы он ответил мне.

      Проснулся.

      Почувствовал хоть что-нибудь.

      Вернись ко мне, Коул.

      Я дышала его в губы, как после тяжелого забега, но Коул лишь морщился – не от отвращения, нет. А от того, что останавливал себя, сдерживал в руках. С толикой радости в сердце я заметила, как его дыхание стало неровным, а зубы сжались, будто он запрещал себе целовать меня. Словно я была ядом, микстурой. Которая убьет его при поцелуе.

      - Это неправильно… Уходи… Вон… Из моей головы… - Я чувствовала на губах его горячие дыхание, прижавшись носом к его носу.

      - Поцелуй меня. Поцелуй меня. Поцелуй меня, – судорожно зашептала я, умоляя, заклиная. Мои губы ворвались в его рот без спроса, и тут меня как будто дернуло током.

      Его ладони обвили меня за талию быстро – так, будто он боялся, что я испарюсь через секунду. Он ответил мне, проникая в мой рот языком, переплетая его с моим, играя с ним. Быстро, так быстро.

      Коул целовал меня, как в последний раз. Будто бы прощался.

      Я хотела отдать через это соприкосновение губ ему всю свою силу. Вдохнуть в него жизнь, которую забрала.

      - Я все помню, – срывающимся голосом в ответ произнес он. – Но ты должна уйти, Ребекка. Я знал, что ты настоящая. Я знал, что все, что они говорят, было ложью. Но правда в том, что я действительно опасен для тебя.

      Я отстранилась от него на несколько миллиметров и закрыла глаза.

      - Я подарил тебе Зевса.

      Сердце пропустило удар. Остановилось.

      - В детстве у меня был такой же пес - Дрейк. Мой отец, как ты знаешь, – больной, и он перерезал ему горло на моих глазах. Он избивал… Маму. И избивал меня. Я не хочу, чтобы ты меня жалела или винила его. Он не виноват. Он просто не может себя контролировать. Как и я. Сколько раз я пытался придушить тебя своими руками? Вспомни это. Вспомни и уходи, не оглядывайся.

      Мои губы все еще горели от его поцелуя. Я не находила слов, чтобы хоть что-то сказать. Как так? Он подарил мне Зевса? Но тогда же он ненавидел меня…

      - Почему? – Выдыхаю, еле шевеля бледными губами. Еще чуть-чуть нервного стресса и мои синяки будут похлеще, чем у Коула. Я бы сама сейчас не отказалась от психотерапии и хорошей дозы снотворного.

      - Я тебя выбрал.

      Я встретилась с ним взглядом, ничего не понимая. Коул выглядел так, как будто знал то, что сокрыто от глаз всей Вселенной. Словно он – обладатель всех тайн мира и сакральных знаний.

      - Ты не поймешь этого, Бекка. А теперь уходи, уходи… Иначе я снова превращу твою жизнь в ад! В АД! В АААААААААААААД! – Он вдруг заорал так сильно, что все жилки на его лице затрепетали в непрерывающейся судороге. Лицо стало безобразным – безумным каким-то, - и пока я не успела его разглядеть, его руки потянулись к моей шее, но как-то нелепо.