Панин желал произвести решительное действие в тот день, когда Петр прибудет в столицу, чтобы присутствовать при выступлении гвардии в поход на соединение с армией, что должно было последовать в исходе июня. Панину необходимо было предупредить гетмана о своих соображениях, чтобы тот поддержал Петра в намерении присутствовать при выступлении гвардии из Петербурга. Он опасался, как бы Петр не раздумал приехать.
В среду (за два дня до переворота) Панин сообщил свой замысел гетману и князю Волконскому. Оба они склонились на его предложения, и исполнение задуманного было отложено до времени выступления гвардии. Уже четыре капитана императорской гвардии были посвящены в тайну, и вместе четыре роты, состоявшие под их командою. То были те самые солдаты, которые, за несколько недель пред сим, выражали открытое неудовольствие против Петра.
Один из них, Пассек, был, по приказу Петра, арестован вечером на другой день после того, как Панин объяснялся с гетманом и князем Волконским. Об этом уведомил Панина Григорий Орлов, офицер того же гвардейского полка, в доме княгини Дашковой; а вечером того же дня Орлов подтвердил свое сообщение, объяснив, что Пассек арестован по причине выраженного его ротою неудовольствия. Наступило чрезвычайное смущение; казалось, тайна раскрывалась или была близка к тому, в случае если станут допрашивать Пассека.
Приходилось или ускорить дело, или подвергнуться большим опасностям. Панин отправил в Петергоф, где находилась императрица, наемную карету в шесть лошадей для того, чтобы не дать возникнуть толкам, которые бы начались непременно, если бы Государыня поехала в придворном экипаже. Он вызвал к себе Алексея Орлова, также гвардейского офицера, посвященного в тайну, и приказал ему предупредить четырех капитанов своего полка, сторонников Екатерины, чтобы они были к завтрашнему утру наготове со всеми людьми, на случай смуты.
Окончив это, Орлов должен был поспешить, как только мог, в Петергоф – предупредить императрицу о случившемся с Пассеком и сказать ей, чтоб она тотчас уезжала из Петергофа в карете, присланной от Шкуриной, ее доверенной камер-юнгферы, а по приезде в Петербург, ехала бы в казармы кавалергардского полка для принятая от него присяги, оттуда отправилась бы в полки Измайловский, Преображенский и Семеновский и во главе этих четырех полков явилась бы в новый дворец, остановившись на пути у Казанского собора, чтобы там дождаться великого князя, которого Панин привезет к ней, как только узнает о ее прибытии и о том, что гвардия ее признала.
В тоже время Панин известил обо всем происшедшем Разумовского и Волконского и затем ушел от княгини Дашковой и отправился к великому князю в летний дворец[187]. Он даже лег в постель подле кровати великого князя, чтобы не возбудить никакого подозрения в прислуге (при Панине постоянно находился один из флигель-адъютантов императора[188], без сомнения для наблюдения за ним; ныне этот офицер состоит при особе великого князя и ведет себя хорошо), и приказал камердинеру разбудить в случае, если кто его спросит. По его расчету, Алексей Орлов в четыре часа должен был быть в Петергофе, а государыня после пяти часов утра – в Петербурге.