Вваливается Арчи, его руки заняты сумкой и бутылками, он слегка навеселе. Арчи около пятидесяти. Волосы зализаны, с сединой. Он носит очки и слегка сутулится — это у него осталось от старой привычки, выработанной лет тридцать назад, когда он кончил один из тех маленьких частных пансионов в Лондоне, откуда обычно выходили либо среднего пошиба авантюристы, либо управляющие банков и поэты. Квартирные хозяйки обожают и балуют его, потому что Арчи — человек свойский и в то же время несомненный джентльмен. Кое-кто из его коллег артистов даже называет его иногда «профессор», как порой отставного армейского капитана величают «полковник». А он лишь благодушно улыбается, ибо знает, что не принадлежит ни к какому классу, и роль свою играет как умеет. Арчи слегка покровительственно держит себя с отцом, которого глубоко любит. То же с женой — ее он по-настоящему жалеет. Потому и не оставил ее еще двадцать лет назад. А может, как считают многие, ему недоставало смелости. Во всяком случае, из своих романов, как выдуманных, так и реальных, секрета Арчи не делает. Отсюда и его жалость, и чувство превосходства, и даже интерес к самому себе. Опекает он и своего старшего сына Фрэнка, которому не хватает как рае отцовской уверенности в себе, стоицизма, напускной бравады. Отношение к нему Арчи похоже на немое обожание. Напротив, с дочерью он более насторожен, неуверен. Арчи догадывается о ее уме, понимает, что она может оказаться сильнее их всех. Каждая его фраза подается с продуманной небрежностью. Делается это почти непроизвольно — результат актерской тренировки, и ему уже нет нужды изображать заинтересованность в чем бы то ни было.

Арчи. А, опять про женские ножки! (Обращаясь ко всем.) Стерн[17] называл это — «оседлать свою кобылу». Кажется, Стерн. Или Джордж Роби?[18] А? Привет, дорогая, какой приятный сюрприз. (Целует Джин.) Я без очков. Подумал, что пришел налоговый инспектор. А ведь мы от него давно избавились. Как ты, ничего?

Джин. Спасибо. Немного перебрала джина, пока тебя ждала.

Арчи. Ладно, через минуту сможешь выпить еще. Ты, надеюсь, гостиницу не заказывала, не сделала такой благородной глупости?

Джин. Нет, но…

Арчи. И чудесно. Сегодня я сплю один. Поясница разламывается. Ты с Фебой устроишься у меня в комнате, а я прикорну на диванчике. Сейчас на лестнице имел разговор с нашим цветным соседом.

Феба. Он студент.

Арчи. Ничего подобного. Он танцует в балете.

Феба(удивленно). Да что ты!? (К Джин.) Здоровенный детина.

Арчи. У них двухнедельные гастроли в Зимнем саду.

Билли. Танцует в балете!

Арчи. Он мне сказал, что у них сквозняки шляпы гоняют по залу. (После паузы продолжает с видом знатока.) Они не все такие темные, я видел двоих в автобусе, когда вчера возвращался. Болтали всю дорогу, а пассажиры слушали. Я встал, чтобы сойти, и тут какая-то баба заорала: «Я двух сыновей на войне потеряла ради таких, как вы!» Мне показалось, что Сна про меня, я оглянулся, а она дубасит их зонтиком, как сумасшедшая.

Билли. Не люблю, когда мужчина в балете танцует.

Арчи. Я как-то работал в труппе с двумя танцорами. И, куда бы мы ни приехали, в понедельник какая-нибудь женщина подавала жалобу, что у них слишком все выпирает. Куда бы ни приехали. Каждый понедельник. Уверен, это была одна и та же. Я ее прозвал «маркитантка». Так. Что тут у нас? Посмотрим.