Я думал о правде божьей и хотел, чтобы его Евангелие не было написано, чтобы люди его не знали. Он потребовал моей любви — и сделал меня недостойным своего благоволения. И я сидел на острие своей боли, пока не вышли и не раскрылись слова: «Праведный верою жив будет». Боль сразу ушла, стало легче, я смог подняться. Явилась жизнь, которую я терял. Не праведными делами человек делается праведным. Если человек праведен, и дела его праведны. А если человек не верует в Христа, то смертны не только его грехи, но и добрые дела. Вот как я мыслю: разум — это дьяволова блудница, рожденная от вонючего козла по имени Аристотель, который верил, что добрые дела делают доброго человека. Но истина в том, что праведный спасется одной верой. Мне никто не нужен — лишь сладчайший избавитель мой и посредник Иисус Христос, и, пока хватит голоса, я буду славить его одного, а кому не угодно присоединиться, тот пусть воет свое, ему виднее. Если нас покинут, пойдем за покинутым Христом. (Тихо творит молитву, сходит с кафедры, поднимается к церковным дверям и прибивает к ним свои тезисы. Уходит.)

Из храма, нарастая, поднимается пение.

Тецель. Он здесь.

Каетан. Вижу.

Тецель. Как вас понимать?

Каетан. Вижу по твоему лицу. Штаупиц с ним?

Тецель. Да. Этот хоть вежливый человек.

Каетан. Я знаю Штаупица. Это прямой и честный человек, и сейчас он, наверно, чувствует себя глубоко несчастным. Сколько известно, он очень расположен к этому монаху. А это нам кстати.

Тецель. Да, ему не по себе. Августинцы все такие — никакой выдержки.

Каетан. Что доктор Лютер? Он что-нибудь может сказать в свое оправдание?

Тецель. Он за словом в карман не лезет. Я ему сказал: ты бы запел по-другому, когда бы наш господин папа дал тебе хорошую епархию и право продавать индульгенции на восстановление своего храма.

Каетан. О боже! И что же он ответил?

Тецель. Он…

Каетан. Ну?

Тецель. Он спросил, чем лечилась моя мать от сифилиса.

Каетан. Отлично его понимаю. Вы грубый народ, немцы.

Тецель. Он свинья.

Каетан. Не сомневаюсь. В конце концов, ваша страна славится свиньями.

Тецель. Я ему напрямик сказал: здесь ты не дома. Итальянцы тебе не пара. Они тонкие и опытные противники, а не просто книжники. Тебя через пять минут швырнут в огонь как миленького.

Каетан. А он?

Тецель. Он сказал: «Я сам однажды был в Италии и особой тонкости в итальянцах не заметил. Они, как собаки, подпирают ногой стены».