— Думаешь, тебе там найдется место, убийца?

— Я не убийца, — рассмеялся Барбаден, — и как только меня выпустят из этой клетки, я снова займу трон в императорском дворце. У меня есть право апеллировать к самому губернатору сектора, и как ты думаешь, станет он сильно беспокоиться по поводу того, что я прикончил какую-то горсточку террористов?

— Если в этой галактике еще существует хоть капля справедливости, то — да, — сказал Тогандис, закрывая глаза и мечтая лишь о том, чтобы Барбаден заткнулся.

— Шейво, нет на свете никакой справедливости. Не будь глупцом. Ей в галактике просто некуда было бы приткнуться, — продолжал губернатор. — И если позволишь мне тоже прибегнуть к цитате, то лично я нахожу одну из них весьма правильной: «Ежели человек запамятует о долге, он и не человек более, но хуже зверя есть. Нет пристанища ему ни средь людей, ни в сердце Императора. Да погибнет и забыт будет».

— Так и поступим.

Голос этот неожиданно прозвучал прямо в мозгу Тогандиса, и, открыв глаза, он вскрикнул, увидев, что клетки их внезапно наводнили призраки, прежде неподвижно дожидавшиеся за прутьями.

Сердце кардинала сжалось от страха, но на смену ему тут же пришло что-то вроде облегчения. Все наконец завершилось — и пустое ожидание, и боязнь быть казненным, и, более того, тревога, что им удастся избежать наказания.

— Отстаньте от меня, будьте вы прокляты! — закричал Барбаден. — Проваливайте, я сказал!

Тогандис молча наблюдал за тем, как мертвецы окружают бывшего губернатора Салинаса, спеша поучаствовать в его уничтожении. Слово «призраки» уже не слишком им подходило, поскольку они больше не были бесплотными существами, сотканными из туманного света, — их когти теперь вполне могли пронзить кожу, а зубы позволяли им сдирать плоть с костей.

Барбаден зашелся в вопле, когда погубленные им люди вначале исцарапали его лицо, а потом повалили на пол и начали рвать на части. Прежде всего он лишился глаз, выдранных из глазниц холодными мертвыми руками.

Существа срезали кожу с его лица, по ниточкам повыдергали мышцы, обнажая кости. Бывший губернатор отчаянно молотил руками и ногами, наполняя своими воплями тюремные покои, а мертвецы тем временем протянули окровавленные когти к его животу.

Как зачарованный, Тогандис с ужасом наблюдал за тем, как мстительные духи рвут Лито Барбадена на лоскуты, раздирая его плоть и дробя кости.

Еще несколько мгновений — и все было кончено; в камере не осталось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало человеческое тело. Одна лишь истерзанная требуха, глубокая лужа крови да осколки костей.

Мертвецы повернули головы к Шейво Тогандису.

— Делайте, что считаете правильным, — произнес он, а когда мертвецы приблизились и протянули руки к его глазам, добавил: — Я прощаю вас.

Уриил понял, что все закончилось.

Мертвенный свет в глазах предводителя бескожих померк, и в Палатах Провидения воцарилась неожиданная тишина. Умолкло завывание призраков, начал развеиваться светящийся туман. Уриил испытал ни с чем не сравнимое облегчение, когда призраки отправились в последний путь, обретя наконец возможность раствориться в варпе.