— Это документы огромной важности, — сказал полковник. — Особенно собственноручная расписка полковника Аурелиано Буэндиа.

— Возможно, — сказал адвокат. — Однако эти документы прошли через тысячи рук и тысячи учреждений и осели Бог знает в каком отделе военного министерства.

— Документы такого рода не могут пройти незамеченными ни для какого чиновника, — сказал полковник.

— Но за последние пятнадцать лет много раз сменялись сами чиновники, — заметил адвокат. — Вспомните, за это время было семь президентов и каждый президент по меньшей мере десять раз менял свой кабинет, а каждый министр менял своих чиновников не менее ста раз.

— Но ведь никто не мог унести эти документы с собой, — сказал полковник. — Каждый новый чиновник обязательно находил их на прежнем месте.

Адвокат отчаялся.

— Но ведь если теперь эти бумаги выйдут из министерства, они должны будут совершить новый круг, прежде чем вы опять попадете в список.

— Всё равно, — сказал полковник.

— Это ещё на сто лет волокиты.

— Всё равно. Кто ждёт долго, может подождать ещё немного.

Полковник положил на столик в зале пачку линованной бумаги, ручку, промокательную бумагу, поставил чернильницу. Дверь в спальню он оставил открытой на случай, если придется советоваться с женой.

Она молилась, перебирая чётки.

— Какое сегодня число?

— Двадцать седьмое октября.

Он писал очень старательно, положив руку, в которой держал перо, на промокашку, выпрямив спину, чтобы легче было дышать, — словом, так, как его учили в школе. Духота в доме стала невыносимой. Капля пота упала на письмо. Полковник промокнул её. Потом попробовал стереть расплывшиеся слова, но получилось грязное пятно. Однако он не отчаивался. Сделал отметку и переписал на полях: «Все права сохранены». Затем прочитал абзац.

— Когда меня включили в список?

Женщина, не прерывая молитвы, задумалась.

— Двенадцатого августа тысяча девятьсот сорок девятого года.

Почти тотчас пошёл дождь. Полковник заполнил страницу крупными, почти детскими буквами, какими его учили писать в государственной школе в Манауре. Потом вторую страницу — до середины — и поставил подпись.

Он прочитал письмо жене. Она слушала, одобрительно кивая после каждой фразы.

— Ты бы мог попросить кого-нибудь перепечатать письмо на машинке.

— Нет, — ответил полковник. — Я уже устал просить об одолжениях.

Полчаса он слушал, как дождь стучит по пальмовым листьям на крыше. На город обрушился настоящий потоп. После наступления комендантского часа опять где-то начало капать с потолка.

— Давно бы так, — сказала женщина. — Всегда лучше вести свои дела самому.

— Это никогда не поздно, — сказал полковник, прислушиваясь, как капает вода. — Может быть, вопрос решится раньше, чем кончится срок закладной на дом.

— Остаётся два года, — сказала жена.

Он зажёг лампу, нашёл течь, подставил миску петуха и вернулся в спальню под резкие звуки капель, ударяющих о жестяное дно.

— Может быть, они решат дело до января, чтобы быстрее получить свои деньги, — сказал он и сам поверил в это. — К тому времени пройдёт год, как умер Агустин, и мы сможем пойти в кино.