…Следивший за Суворовым, войдя в полуподвальный зал, быстро огляделся, просканировал посетителей и проанализировал ситуацию. Люди в баре для него были просто биомассой, так сказать, «кирпичами» для его «архитектурных» планов. Из этих «кирпичей» надо было выбрать нужные… Молодой человек еще раз оглядел зал и остановился взглядом на девушке, зажатой в углу четырьмя нахальными рожами. Рожи были самоуверенны и близки к состоянию осознания себя хозяевами вселенной. Не вызывало сомнения, что девушка пришла сюда не вместе с ними, но она вынуждена была терпеть их общество. Нет, они не хватали ее за руки – ее, скорее, парализовали нахрапом, ржанием и наглой братанской манерой, то есть, по-русски говоря, запугали не словами, а внешним видом. Поняв ситуацию, молодой человек чуть заметно улыбнулся (не было веселья в этой улыбке, чем-то змеиным от нее веяло) и придвинулся к беззаботно крутившему головой Суворову:

– Здравствуйте… простите, я вас видел на рынке… вы с боксерами работаете… Я не знаю, как это правильно называется…

Он смотрел робко и восторженно, и Леха ответил ему вполне дружелюбно, как заведомо слабому:

– Что надо, старина?

Молодой человек заменжевался, завздыхал и, наконец, решился:

– Я хотел вас попросить… Если вы знаете тех ребят, – он кивнул на компанию «хозяев жизни», – попросите их, пожалуйста, чтобы они девушку отпустили…

Суворов глянул на оккупированный братвой угол и все, как ему показалось, понял:

– Твоя девушка?

Парень затряс головой:

– Нет, но… Я сегодня пришел из-за нее… Понимаете, она недавно переехала в наш дом, и я ее случайно увидел и… Я следил за ней, чтобы познакомиться… и увидел, как она сюда зашла.

Леха улыбнулся:

– Понял, дружище: пиковая дама, ах – какая драма. А этих знаешь?

«Влюбленный» только что руками не замахал:

– Нет, что вы! Это же… бандиты…

Суворов засмеялся – ему бандиты ужаса не внушали, для него они были явлением обыденным и даже заурядным:

– Да ты что?! Похоже, дело еще хуже – это не бандиты, это… гангстеры!!! Эх!

Леха спрыгнул с высокого стула, «забив» его зажигалкой и пачкой сигарет, и, лавируя между танцующими, пошел к угловому столику. Молодой человек последовал за ним, но так, чтобы никто не подумал, будто они вместе. Суворов эти маневры заметил, но только мысленно усмехнулся – не всем же дано быть смелыми…

Дойдя до нужного столика, Леха широко улыбнулся:

– Мое почтение, пацаны!

Братаны молча осмотрели его с ног до головы.

– Мы тоже рады видеть тебя без петли на шее, – отозвался за всех не питерским говорком парень по прозвищу Мамочка, чуть вжимаясь в остальных, чтобы освободить Суворову место. (Мамочка приехал в Ленинград из Альметьевска, что недалеко от Казани, примерно с теми же настроениями, с какими девушка с казанской бензоколонки приезжает в Голливуд, чтобы затмить там уже зажженные недосягаемые «звезды». Мечтают тысячи – удается единицам. У Мамочки была уверенность – он считал, что возьмет в Питере верх, поскольку голоднее, а значит, злее.

Его мечта воплощалась в конкретный образ: спортивная машина (в марках он еще плохо разбирался) – пусть она будет вытянутой и красной и с фарами, как бюст у Мэрилин Монро (кто она такая – он тоже не знал). Так вот: сидит он в такой машине на пустом Невском проспекте во время белых ночей, потом отвинчивает набалдашник ручки коробки передач, отсыпает на «торпеду» кокаин, скатывает из стодолларовой купюры трубочку и… и – поехали!!! Мамочку застрелит дольщик в 1996 году – сразу после его выхода из тюрьмы.)