— Больше ничем, — уверяет он, — но по данной теме я уже издал 17 монографий. Могу вам представить немедленно, если есть необходимость.
— Не надо, — отказываюсь я, — а религиями Востока вы не занимались?
— Нет, — отвечает Григорий Израилевич, — только рабочим движением.
— И о религиях Востока вообще ничего не знаете? — недоверчиво улыбаюсь я.
— Только в рамках университетского курса, — упорствует Григорий Израилевич, — потом сталкиваться не приходилось.
— Ну, а о переселении душ вам что-нибудь известно? — не отстаю я.
— Мне известно, что такое суеверие имеет место, — отвечает он, — но я лично к этому никакого отношения не имею.
— Я вам верю, — успокаиваю я его, — если бы не верил, то и разговаривали бы мы в другом месте. Я просто хочу с вами проконсультироваться. Если души переселяются, то есть ли возможность за этими переселениями проследить?
— Понятия не имею, — пожимает он плечами, — никогда подобными вопросами не интересовался.
Решил я его тут подцепить с другого конца.
— А слово такое “проводник” вам что-нибудь говорит?
— Конечно, — отвечает он, — это работник железной дороги, который проверяет билеты, разносит чай пассажирам и отвечает за порядок в вагоне.
— И только? — смотрю я на него в упор.
— Возможно, у него есть и другие обязанности, — отводит глаза Григорий Израилевич, — но они мне неизвестны.
— Хорошо, — говорю я, — а такой термин, как “индуктор”, вам известен?
— Боюсь ошибиться, — отвечает он, — но мне кажется, что этот термин из области электротехники. Я в ней плохо разбираюсь.
— Так, — не сдаюсь я, — а что значит термин “посвящённый”?
— Это тот, кто имеет доступ к режимной работе, — говорит Григорий Израилевич. — Сам я никогда допуска не имел.
— Мне кажется, — подвожу я итог, — что вы не говорите правду и не хотите оказать содействие органам в проведении расследования государственной важности. Вы, видимо, хотите быть допрошенным по всем правилам у нас на Лубянке? Так это я мигом могу организовать.
Он молчал, нервно постукивая тростью о пол.
— Не слышу ответа, — грозно заявил я.
— Сажайте, — неожиданно взвизгнул Георгий Израилевич. — Вы хотите научиться прослеживать инкарнации, чтобы получить ещё один повод отправлять людей в лагеря в зависимости от того, в ком была его душа в прошлом. Вам национальности и социального происхождения уже мало.
Тут я поперхнулся. Действительно, как начнут разбираться, где и у кого душа раньше находилась, так не обрадуешься. Посадят вот такого “проводника'’ в комиссию или просто в тройку — и будет он клепать на каждого! Человек, скажем, потомственный пролетарий, а тут выяснится, что в своей прошлой жизни он был помещиком, капиталистом или кулаком. Беды не оберёшься! Я ведь даже и про свою душу ничего не знаю. Где она раньше была? Может, в каком царском жандарме сидела? Иначе откуда у меня такая тяга к чекистской работе? А у других? Новый повод будет все органы под нож пустить.
Тут-то для меня и стало доходить, что не всё так просто в том задании, которое я получил.
— Ладно, — говорю я Григорию Израилевичу, — не надо истерик. Не хотите говорить — не надо. У нас всё на добровольной основе. Подпишите вот эту бумажку о неразглашении и можете идти.