Он не стал допытываться у алкашей, где они это добро приватизировали. Скорей всего, из подвернувшегося контейнера с грузом, что пересекал просторы России и был заказан какой-нибудь сверхсекретной службой.

Владлен постарался сделать скучное лицо, отвалил алкашам какую-то мелочь, как бы просто из жалости, и нехотя отодвинул гляделки в сторону.

Но, едва они удалились, сгреб их в коробку, переложил поролоном и после работы отнес домой. А тут как раз пришла пора ходить по собственному дому с установкой заказа. Общей антенны у них давно не было – поломали бомжи, разгуливающие но крыше из одной части чердака в другую. Жильцы давно повырывали подводку к ней и пользовались комнатными антеннами. Поэтому он проводил кабель с лестницы в квартиру, а там – туда, куда указывали хозяева. И кое у кого поставил гляделки с подслушками. Надо же было проверить их в деле.

Работали они отлично, и Владлен, когда было нечего делать, мог смотреть теперь собственное кино – из личной жизни соседей.

Жизнь у соседей оказалась на редкость малоинтересная. Он скоро бы бросил это занятие как не оправдавшее себя и снял бы у них дорогостоящие гляделки, если бы не одна из квартир. Та, в которой проживала Аня Костикова с сыном. Увиденное там стоило всех его затрат. Ну тихонюшка с добрым обволакивающим голосом!

Вот уж где черти водились!

Иногда он наслаждался впрямую, так сказать, живым репортажем. А иногда – записывал, оставляя еще и на потом. Так у него получилось несколько полнометражных фильмов. Со вздохами, стонами и всем, что им сопутствует.

Однако мысль о пяти штуках запала ему в душу совсем недавно. После бесед с кардиологами насчет матушкиной операции. И вот же, вроде бы начинало светить!

В здании районного суда собрались мужики-автомобилисты из соседних с бедолагой домов. И жена умершего вместе с дочкой.

– Будем драться до последнего, – говорили автомобилисты. – Человеку благодарность надо выдать за очистку общества, а не судить.

– И все, что было, продал, – жаловалась жена. – Дочке подруга с работы купила новую куртку. Так он по дороге из школы подошел, снял ее и пропил.

Но так говорили они в коридоре. Судья же их слушать не пожелала, как не имеющих отношения к обстоятельствам дела.

– Лучше бы шли они по домам, – косясь на них, шептал в перерыве адвокат, – иначе вкатят вам убийство с помощью заранее подготовленных средств.

Прокурор потребовал наказания в восемь лет, адвокат говорил долго, занудно и то просил проявить снисхождение и ограничиться годом, то вовсе отрицал состав преступления и предлагал оправдать.

Приговор прозвучал как выстрел – три года условно.

– Поздравляю, – говорил, радостно улыбаясь, адвокат. – Полтора года проведете на химии и вернетесь в нормальную жизнь. Советую кассацию не подавать, а то ведь могут и прибавить.

Вика заплакала, едва объявили приговор, Не могла остановиться и плакала, уткнувшись лицом в мокрый платок.

Ему же казалось, что весь этот ужас происходит с кем-то другим. Что еще минута-две, он стряхнет с себя все, что происходило в эти месяцы, и засядет за работу.