– Что вы делаете?! Откройте немедленно! Выпустите меня! – кричала она.

Вагон резко дёрнулся, Яна упала на бок, ухватившись рукой за что-то живое и тёплое.

– Ой! Кто здесь? – ахнула она.

– А ты кто? Что разоралась?! – услышала она в ответ.

– Ори не ори – пропали мы… – сказал другой голос.

Яна притихла и присмотрелась. Голоса все были женские, и это ее успокоило. Глаза быстро адаптировались к сумраку, и Цветкова с ужасом увидела группу девушек, которые жались друг к другу, словно стайка воробьёв в заморозки.

– Сколько вас? – чуть слышно спросила Цветкова.

– Восемь, – ответила темноволосая кудрявая девушка с чёрными глазами. – Меня Марина зовут.

– Яна, – сказала Цветкова и прижала к себе сумку, висевшую у нее на шее. Она боялась выпустить ее из рук.

Остальные молчали, словно находились в полусне. Марина оказалась и самой бодрой, и самой словоохотливой.

– А что вы тут делаете? Куда вас везут? – спросила Яна.

– По-моему, и тебя везут вместе с нами, – ядовито ответила Марина.

– Ну, хорошо… Куда нас везут?

– А я знаю? – отвернулась Марина.

– Кранты нам всем, – устало произнесла одна из девушек.

Марина встала и подошла к Яне. Села рядом.

– А ты с какой точки? – спросила она. – С трассы?

– Не поняла…

– Ты не проститутка? – догадалась Марина.

– Нет…

– То-то я смотрю, что-то не так. И сколько тебе лет?

– За сорок.

– Ого! Больше тридцати и не дашь. Даже в таком разодранном виде.

– Это потому, что в вагоне темно, – ответила Яна. – Где мы? Кто-нибудь может ответить?

Марина странно усмехнулась.

– Мы – в вагоне. Куда везут – никто не знает. Но ничего хорошего мы не ждём. Можем только догадываться. Все мы – девушки лёгкого поведения не самого высокого качества. Точка наша – на трассе. Короче, придорожные шлюхи мы.

– Да кому вы помешали?

– Это вопрос интересный. Слухи разные ходили. Вот на соседней точке, тоже на трассе, нескольких девчонок похитили, а потом их изуродованные тела нашли в лесополосе. Думаю, с нами произойдёт то же самое… – Марина зябко повела плечами. – Дело даже не открыли. Мы для полиции, да и для всех остальных, не люди – мусор. Жизнь наша копейки не сто́ит. Плохо мне, голова болит ужасно, наверное, ударилась. Или по голове били. Ничего не помню. – Она привалилась к стенке вагона и прикрыла глаза.

Яна затрясла ее за плечо:

– Эй… Марина! Очнись, пожалуйста. Как вы в вагоне оказались, помнишь?

Марина открыла глаза. В них читалась беспросветная тоска. Она с трудом фокусировала взгляд.

– Помню, но местами. Помню, что мы работали на трассе. Подъехала «Газель» и пара джипов, вышли крепкие мужики. Подошли, приценились, а потом внезапно напали на нас, брызнули в лицо слезоточивым газом. Всех запихали в «Газель», привезли на станцию и затолкали в товарный вагон. Едем вторые сутки. Есть не дают, заставили пить воду, а от нее все спят, в себя прийти не могут, как сонные мухи. – Марина махнула в сторону девушек, которые сидели, закрыв глаза и привалившись друг к другу. – Какую-то дрянь в воду подмешали, чтобы мы не орали.

– Господи! Ужас какой…

– Пару раз на остановках заходили в вагон. Девки спали, а я притворялась, что сплю. Лежала как мёртвая. Они в масках были, в лица фонариком светили, что-то искали или нас рассматривали, хрен их знает. Но страшно!..