Нередко представителей львовской интеллигенции долго мучили и унижали, перед тем как убить. Например, 20 человек, среди которых были 4 профессора, 5 женщин заставляли языком и губами мыть ступеньки в семи подъездах четырёхэтажного дома.
Особенно цинично убивали евреев. Их заставляли лизать языками мостовую, носить ртом мусор, без подручных средств мыть и чистить дороги. Любой из националистов и их сторонников при этом мог жестоко избить и даже убить еврея. Били железными и деревянными палками, ломами, топорами. Микола Лебедь и Роман Шухевич распределяли палачей по группам, направляя на заранее определённые участки города, контролировали их «работу».
А. Корман: «Украинских солдат батальона «Нахтигаль» жители Львова называли «птичниками», очевидно, из-за значков, которые были на их автомобилях и мотоциклах. «Птичники» ходили в немецкой форме и с немецкими воинскими знаками различия, а к рукояткам штыков привязывали сине-жёлтые банты… На улице Русской и Боимов застрелили нескольких польских студентов, которых привезла боёвка украинских националистов. Нас привели на улицу Лонцкого… Всего нас было около 500 евреев, почти всех убили…
Жена профессора Казимира Бартеля рассказала: «Я была у архиепископа Шептицкого, но он ответил, что ничем не может помочь».
А. Чайковский: «Бандера не просто сидел в Кракове, он оттуда руководил. Весь город был заклеен плакатами: «Бейте жидов и большевиков! Да здравствует Адольф Гитлер! Да здравствует Степан Бандера!» Во Львове всё делалось в полном соответствии с его лозунгом: «Наша власть должна быть страшной!» Такой она и была. Нас пытаются уверить, что во львовской трагедии повинны не «нахтигалевцы», а, например, «слепой гнев толпы». Однако это противоречит свидетельствам очевидцев об организованном характере погромов. Бывало, людей расстреливали не только из чувства расовой ненависти, но и затем, чтобы занять их квартиры и овладеть имуществом».
«Командир батальона диверсионного полка «Бранденбург» писал в донесении от 1 июля: «30.6.41 и 1 июля в отношении евреев имели место крупные акции насилия, которые отчасти приняли характер наихудшего погрома. Назначенные полицейские силы оказались не в силах выполнить их задачи. Жестоким и отвратительным поведением в отношении беззащитных людей они подстрекают население. Собственные подразделения, как видно из донесений рот, возмущены актами жестокости и истязаний. Они считают безусловно необходимым жестокое наказание виновных в резне большевиков, но всё же не понимают истязаний и расстрелов схваченных без разбора евреев, в том числе женщин и детей. Всё это пошатнуло дисциплину украинских рот. Они не делают различия между вермахтом и полицией и, так как они видят в немецком солдате пример, колеблются в своём осуждении немцев вообще. Это те же самые подразделения, которые вчера беспощадно пристреливали еврейских грабителей, но отвергают бессердечные истязания».
Тем не менее из состава батальона были выделены небольшие группы, в задачу которых входила ликвидация людей, занесённых в составленные в соответствии с инструкцией ОУН от мая 1941 года «чёрные списки». Информация об этом содержится в послевоенных показаниях военнослужащего «Нахтигаля» Григория Мельника: «В городе Львове батальон размещался в разных местах. Из нашего взвода и из других взводов в тот же день по приказу Оберлендера и Шухевича была отобрана группа легионеров общей численностью около восьмидесяти человек. Среди них были Лущик Григорий, Панькив Иван, Панчак Василий и другие.