— Пусть расскажет, что это такое, почему везли, спрятав в ткани? Какова численность воинов Зикура.

Алолихеп послушно перевела, я тем временем убрал катану в ножны. Прежде чем мужчина успел ответить, один из пленников зло бросил фразу, обращенную к Алолихеп, от которой моя жена отшатнулась, побледнев, словно увидела привидение.

— Что он сказал? — Не отвечая, девушка заплакала, кинувшись мне на грудь. Много ума не требовалась, чтобы понять, что фраза крайне оскорбительна. Катана застыла на полпути, это слишком легкая смерть для негодяя, оскорбившего мою жену. — Санчо, — от моего оклика неандерталец подобрался, — раздави его, словно медведь, давит оленя. Но не быстро!

Затем, сконцентрировавшись, послал мысленное видение, как огромный медведь душит оленя, сжимая его в объятьях, ломая кости.

«Ты можешь, Макш, ты один из нас», — меня словно огрели обухом топора, такую боль причинил радостный посыл Санчо, ворвавшись мне в мозг.

«Не ори так», — успел мысленно ответить, прежде чем небо закружилось, и не подхвати меня Бер, грохнулся бы на дно трюма.

Секунд десять я барахтался в прострации, но постепенно мироощущение вернулось. Санчо, увидев, что я в порядке, рывком поднял пленника, оскорбившего Алолихеп. Словно в замедленной съемке я видел, как стальными тисками сдавливается грудная клетка пленника. Вначале он кричал, но чем сильнее Санчо давил, тем меньше воздуха оставалось в легких. Пленник засипел, лицо стало приобретать синюшный оттенок, и Санчо ослабил хватку. Дав пленнику подышать с полминуты, снова начал его сдавливать. Это продолжалось три раза: глаза пленника молили о пощаде, такую ужасную смерть он не мог даже предположить. В четвертый раз, когда объятия богатыря начали превращать его в червяка, я послал короткий импульс: «не останавливайся» и сразу отключился, чтобы не испытать боли при ответе Санчо.

Неумолимое давление рук неандертальца не остановилось: за казнью наблюдал весь экипаж «Варяга» и сами пленные. В абсолютной тишине, прерываемой только плеском волн за бортом, прозвучал отчетливо хруст ломаемых ребер, но Санчо не остановился и сдавливал грудную клетку пленника до тех пор, пока обломок ребра не проткнул мышцы и кожу несчастного и не вышел наружу. С тихим стоном Алолихеп осела на палубу, потеряв сознание, а под тремя оставшимися пленниками растекались лужи.

Жестокая казнь пленника, посмевшего оскорбить Алолихеп, развязала не только поперечнополосатую, но и всю гладкую мускулатуру оставшихся в живых Амонахес. Теперь говорить они желали перебивая друг друга. Мне их гвалт ни о чем не говорил, привел в чувство жену. Санчо по-прежнему нависал над пленниками, злорадно скаля зубы. Нагнать страха неандерталец умел, даже мне стало не по себе от этого.

— Тебе лучше? — Алолихеп слабо кивнула, и я осторожно поднял ее на ноги, — мне нужна твоя помощь, они все говорят, но я не понимаю ни единого слова. Прежде всего, попроси их заткнуться и скажи кто ты, чтобы люди понимали, что настоящая наследница рода Кахрамон Аталанта жива и претендует на Священное ложе Ондона.