Подчеркну: Сталин никогда не руководствовался капризом, но всегда точным, глубоко обоснованным (в его представлении) расчетом.
Он терпел Генриха Ягоду на посту наркома НКВД, пока тот строил совершенную систему не только органов госбезопасности — разведку и контрразведку (без которых не может функционировать ни одно государство, разве что княжество Лихтенштейн и Великое герцогство Люксембург), но еще более совершенную тайную политическую полицию.
Но Ягода сам являлся старым членом партии с дореволюционным стажем, у него были свои, сложившиеся за десятилетия отношения со всеми высокопоставленными в разные годы ее деятелями: и с Каменевым, и с Зиновьевым, и с Рыковым, и с Бухариным, да и с теми же близкими Хозяину нынешними небожителями — Молотовым, Ворошиловым, Кагановичем. Поэтому Ягода стал ненадежен, к тому же он, как и почти все старые большевики, слишком много знал.
Потому неожиданное для многих возвышение Ежова явилось далеко не делом случая. У Ежова не имелось ни цековских, ни кремлевских корней. Он даже не был знаком ни с одним из старых, влиятельных партийцев, которые теперь вдруг оказались оппозиционерами, следовательно, личными врагами Сталина. У него не было ни одного даже шапочного знакомого и в среде высшего начальствующего состава Красной Армии, что тоже немаловажно. Поскольку армию, вернее, ее военачальников Сталин тогда еще опасался. Как-никак в руках прославленных командиров и комдивов, отмеченных даже не одним, а двумя, тремя, а то и четырьмя орденами Красного Знамени, находилась реальная вооруженная сила.
Своим возвышением, карьерой, почестями Ежов был обязан именно Сталину, и только Сталину. Для него никаких других авторитетов ни в партии, ни в правительстве попросту не существовало. Сталин, следовательно, мог на него смело положиться. Как на человека, которому предстояло выполнить эту грязную работу — осуществить «большой террор». На Западе одно время его стыдливо и лицемерно называли всего лишь «сталинскими чистками», словно речь шла об обычных кадровых перемещениях, снятиях с работы неугодных или неспособных, а не о кровавой бане для миллионов. И вовсе не одних только членов ВКП(б).
Ежов, в отличие от своего преемника Берия, был наркомом, сегодня бы сказали, «одноразовым», предназначенным для выполнения конкретной задачи, поставленной вождем, а потому заведомо обреченным на последующее уничтожение, хотя, возможно, Сталин, выдвигая его на место Ягоды, об этом еще и не помышлял. Возможно, если бы процесс массовых репрессий не вышел бы из-под контроля его подлинного творца, не поставил общество, партию, государство и самого вождя на край пропасти, и уцелел бы Ежов, продолжал бы тихо дорабатывать свой номенклатурный век где-нибудь первым секретарем обкома или сидел бы в кресле наркома водного транспорта, как просидел почти всю жизнь в верхах Микоян на торговле.
Написать книгу о человеке без биографии так, чтобы все-таки какая-то биография получилась, чтобы понятно было непредубежденному читателю, как из скромного рабочего паренька крохотного росточка, наделенного от природы приятным, так называемым «русским» тенорком любителя, несмотря на отсутствие образования, чтения, вырос «кровавый карлик», — задача трудная и малопривлекательная.