Мадам Дельфина приняла Виолетту в тесной гостиной, в которой клавикорды казались огромными как слон. Они уселись на хлипкие стулья с гнутыми ножками выпить кофе из малюсеньких, будто для карликов, расписанных цветами чашечек и поговорить — обо всем сразу и ни о чем, как случалось уже не раз. После нескольких экивоков Виолетта изложила цель своего визита. Вдова была поражена тем, что кто-то обратил внимание на не имевшую никакой ценности Тете, но она соображала быстро и тут же почуяла возможность поживиться.

— Я не думала продавать Тете, но в вашем случае, когда речь идет о моей любимой подруге…

— Надеюсь, что девочка здорова. Она такая худая… — перебила ее Виолетта.

— Ну уж не оттого, что ее не кормят! — воскликнула обиженная вдова.

Кофе был налит снова, и разговор зашел о цене, которая Виолетте показалась непомерной. Чем больше она заплатит, тем выше будут ее комиссионные, однако она не могла слишком нагло обманывать Вальморена: цены на рабов были известны всем, особенно плантаторам, которые покупали их постоянно. Тощая как глиста, сопливая девчонка была не ценным товаром, а скорее тем, что дается в придачу, в благодарность за оказанное внимание.

— Мне очень жаль расставаться с Тете, — вздохнула, смахивая несуществующую слезу, мадам Дельфина, после того как договоренность о цене была достигнута. — Это хорошая девочка, она не ворует и по-французски говорит так, что не придерешься. Я никогда не позволяла ей обращаться ко мне на этом ужасном негритянском наречии. В моем доме никому не позволено коверкать прекрасный язык Мольера!

— Даже и не знаю, для чего ей это пригодится, — прокомментировала Виолетта, усмехнувшись.

— Как это «для чего»! Горничная, которая говорит по-французски, — это очень элегантно. Тете будет замечательно прислуживать своей хозяйке, уверяю вас. Вот другое дело, мадемуазель, признаюсь, что мне пришлось пару раз выпороть ее, чтобы отбить у нее подлую привычку сбегать.

— Это серьезно! Говорят, от этого нет спасения…

— Это верно, но только когда речь идет о недавно привезенных из Африки, тех, что раньше были свободными, но Тете родилась рабыней. Свобода! Какая гордыня! — воскликнула вдова, вонзая взгляд своих куриных глазок в малышку, что стояла возле двери. — Но вы не беспокойтесь, мадемуазель, больше она не будет пытаться. В последний раз она провела в бегах несколько дней, и, когда мне ее привели обратно, оказалось, что ее покусала собака и она бредит от жара. Вы себе и представить не можете, чего мне стоило ее вылечить, но наказания она не избежала!

— И когда это было? — задала вопрос Виолетта, обратив внимание на враждебное молчание рабыни.

— Около года назад. Сейчас ей бы такая глупость и в голову не пришла, но на всякий случай все-таки присматривайте за ней. В ней та же проклятая кровь, что и в ее матери. Не идите у нее на поводу, ей нужна твердая рука.

— Что вы имели в виду, говоря о матери?

— Она была королевой. Все они говорят, что были королевами там, в Африке, — пошутила вдова. — Сюда она приехала брюхатой; с ними всегда так — как сучки в течке.