«О чём? Птицы исклевали, кости по лесу разнесли?..»

Шагала выпростал руки из меховых рукавов. Свернулся калачиком, утянул куколь.

…Принялся беспокойно вертеться. Наконец высунул голову.

– Слышь, Хотён…

– Ну?

– А если он… если он…

– Что?

Скудный свет шутил шутки. Неудержный, жестокий Шагала вновь был испуганным сиротой, плачущим под одеялом на топчане.

– Сам ушёл, вот что!

У Хотёна по спине разбежался мороз. Проник под шапку, приподнял волосы.

– Ну тебя! Его Лыкаш… в сердце…

«И без того не жилец был». Голос задрожал всё равно.

– А я про что! Как есть в сердце! Он мёртвый… ночью во́роном улетел… на бесследных лыжах убёг…

«Значит, вот что мне до́лжно было уразуметь?!» Хотён с пугающей ясностью вообразил дикомыта, каким тот был на их последнем орудье. Тень во тьме. Летящий вихорь позёмки. Перст Владычицы. Рука ниоткуда.

Сейчас эта рука отодвинет лёгкие саночки, протянется внутрь снежной пещеры. Прямо сейчас. Беспалая… Стянутая врезавшейся петлёй с обрывком верёвки…

«Крок! Крок!»

Мораничи дружно взялись молиться. На ум лезли хвалы, что слагал дикомыт. Лес глухо гудел, где-то выла Наклонная башня, отвечая песне кугиклов.

Какой сон, какой черёд сторожить?.. Двое в тесной норе не сомкнули глаз до утра. Мёртвый так и не пришёл за живыми. Когда стало светать, Хотён поверил в спасение. Зато начал гадать, как быть с открывшейся правдой. Лихарю же придётся что-то сказать?..

Почти сутки спустя, усталые, угрюмые, злые, они стояли на перекрёстке.

Здесь шегардайская дорога сворачивала на запад, смыкаясь с двумя другими, северной и восточной. Эти когда-то были просёлками, хилыми пасынками великого гостиного тора. Беда сделала их главными. Царский Волок впал в запустение, а с ним и дорога на юг, покорёженная, безлюдная.

Если верить следам, у перекрёстка Непогодье остановился. Заметил купца, едущего с востока. Сплетни, новости, мелкий торг… И разошлись. Непогодье помчался дальше на север, купец – в Шегардай.

Оба на собаках, сытых, проворных.

Поди знай теперь, кого догонять.

И надо ли рвать жилы в погоне.

– Если б ещё святой нож учителя сняли… – пробормотал Хотён.

– У Лыкаша святой котёл увели, – буркнул Шагала.

Не смешно.

Оружие Ветра, кольчуга, серебряный пояс уже хранились в молельне, под ликом Владычицы. А нож, что вынули у Ворона из руки, Лихарь сам пристегнул на локотницу. Тоже не украдут.

– Хвалебник же пропал у него, – напомнил Шагала.

– Хвалебник на погребальных санях в огонь канул.

– Так учитель сказал. Лихарь всё равно под крышу лазил и в погреба.

– А никуда погоню не слали.

– И нам до Кияна гнать не наказывали. Сходить да вернуться.

Простое поручение, отлившееся безнадёжным походом. В конце – наверняка наказание. Либо за слишком долгую отлучку, либо за недостаток усердия.

Сейчас на раздорожье было пусто, тихо. Садись гадать о судьбе, слушать, что прозвучит вдалеке: свадебный бубенчик или воинский бубен!

– Вот и вернёмся. Ещё раз снег перероем.

– В очередь у столба встанем… – затосковал Шагала.

Наглядочку поблажки не будет, это он знал.

Хотён мрачно выговорил:

– Ну и встанем.

– О! – прислушался Шагала. – Едут! С востока!