Наганов ответил не сразу, и Нина заметила, как он едва заметно нахмурился.
– Играл… было дело. Но очень давно, в деревне ещё. Вам это смешно, Нина?
– Вы обиделись? – растерянно спросила она. – Но я, честное слово, в мыслях не держала вас обижать… Я потому спросила, что у балалайки строй такой же, как у семиструнной гитары. То есть расположение пальцев будет тем же, и…
– Как это может быть? – недоверчиво, всё ещё хмурясь, спросил Наганов.
Нина протянула ему свою гитару.
– Возьмите… Да-да, точно так же, как балалайку. Не бойтесь, она ненамного тяжелее. Видите, как просто? – Нина торопливо обошла стол, встала за спиной Наганова, с опаской держащего её изящную краснощёковскую семиструнку, и, поколебавшись, опустила свою руку на его пальцы.
– Вот, именно так… Берите аккорд, не бойтесь. Да сильнее же, гитара – дело мужское, в хорах одни мужчины играют, тут сила нужна! Звонче, ну! Хорошо, а теперь вот так… и так… Видите, это уже наша «венгерка» получается! Всего-навсего три аккорда – и вот такой переходный, совсем простой… Помните Аполлона Григорьева? «Как тебя мне не узнать – ход твой в ре-миноре и мелодию твою в частом переборе»! – радостно прочла она знакомые с детства строки. – Я, знаете ли, никогда не могла понять, почему романс сделали из первых строк? Ну, что в этом особенного – «Две гитары, зазвенев, жалобно заныли, с детства памятный напев, милый друг мой, ты ли?» Чепуха охотнорядская!
– А как же будет дальше? – медленно, снизу вверх глядя в её лицо, спросил Наганов.
Нина широко улыбнулась и продекламировала:
Неужели не лучше? У меня, когда я девчонка была, от этих слов просто сердце останавливалось! – Тут Нина опомнилась, смутилась и довольно неуклюже закончила: – Ну, да что об этом… Давно всё было. А у вас, смотрите, как хорошо получается! Покупайте гитару, Максим Егорович, учитесь! Ещё будете Пушкина под гитару петь, коль уж он вам нравится. «Под вечер, осенью ненастной», например, – бабушка моя его чудно пела. Или вот недавний, очень модным был перед войной: «Мой голос, для тебя и ласковый, и томный…» Мою сестрёнку младшую с ним просто на руках носили! А ещё есть: «Я вас любил…» Его мой муж пел всегда, это мужской романс. Но я иногда ему вторила.
– Можно послушать? – коротко спросил Наганов.
Нина приняла у него из рук гитару, положила на колено, взяла аккорд, вспоминая довольно сложный аккомпанемент. Мельком подумала, что впервые будет петь пушкинский романс, да ещё не вторкой, а сольно. Впрочем, цыган ведь рядом нет, гадость после сказать некому будет…
Строки были светлыми, чуть печальными, понятными, знакомыми с детских лет. В саду, нарастая, шуршал дождь, слабо вспыхивали молнии за заставой.