Они подошли к опушке рощи, в которой пряталось кладбище.

– Ну, хорошо, – улыбнулся Роман Артурович. – Другой пример – голова Медузы горгоны. Голова – культурный артефакт. Механизм его действия – превращать в камень. Опасность – для тех, кто посмотрит на голову напрямую. Способ нейтрализации – смотреть на отражение.

– То есть Персей – первый дэнжеролог?

Роман Артурович снова рассмеялся.

– Повторю эту шутку в Фонде, – сказал он. – Выдам за свою, для повышения дутого авторитета…

Они спокойно шли по дороге сквозь кладбищенскую рощу, и это ничуть не волновало Романа Артуровича.

Оказывается, первые дэнжерологи появились не в Европе, а в СССР. В 1965 году в стране было учреждено ВООПИиК – Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры. Одним из его создателей был Борис Пиотровский, директор Эрмитажа. Поэтому первые дэнжерологи работали при Эрмитаже как научные сотрудники. Их деятельность, разумеется, курировал КГБ.

Теорию и методологию своей работы эти специалисты взяли из статьи академика Лихачёва «Житие чудотворной иконы». С 1928-го по 1931 год Дмитрий Лихачёв был узником Соловецкого лагеря для политзаключённых. Там его и заинтересовал феномен чудотворных икон, благо, советский режим ни в грош не ставил их святость и тем самым облегчил доступ. Работу об иконах Лихачёв завершил лишь в 1943 году, в эвакуации в Казани. До 1990 года эта работа носила гриф секретности, но и после того, как гриф сняли, не была опубликована.

– Чудотворные иконы – тоже ваши объекты?

– В принципе, да, – кивнул Роман Артурович, механически сдвигая ногой с пути ржавый погребальный венок. – Хотя ими занимается РПЦ, что вполне естественно. Дело в том, Кирилл, что чудотворные иконы – самый распространённый пример культурного артефакта, наделённого трансцендентными свойствами, правда, в случае иконы они трактуются как сакральные. А Церковь первой и разработала механизм нейтрализации подобных артефактов. Так что если Персей – первый дэнжеролог, то Церковь – первый институт дэнжерологии.

– И какой механизм нейтрализации чудотворной иконы?

– Перемещение в храм. Церковь сознательно внедрила в паству мысль, что держать чудотворную икону дома – грех, хотя божий дух дышит где хочет. Но просителей чуда у такой иконы храм сам по себе программирует на этику добра.

– Ничего себе – этика добра у псоглавцев! – возмутился Кирилл.

Ему уже не было страшно. Рядом с Романом Артуровичем страх как-то развеивался, что ли. Или нет: Роман Артурович умел объяснять, почему страшно, и страшное переставало пугать. Хотя про Псоглавца Роман Артурович пока что ничего не объяснил.

– Давайте разберёмся, – охотно поддержал Роман Артурович. – Во-первых, изображение Псоглавца находится в храме иного культа, да?

– Ну, да. Это раскольничий образ.

– А во-вторых, в сакральном смысле раскольники не отличались от никониан. Бога они все понимали одинаково. Различия были в обрядах и в общественном укладе. У раскольников – самоуправление и личная свобода, у никониан – бюрократия и крепостное право. Так что раскольничьи феномены – гражданские. Раскольники выдавали их за церковные, чтобы лишний раз не злить светскую власть.