Он кивнул и отступил.

— Да-да, маска. Только смотрите, чтобы не приросла.

Он чуть поклонился и вышел. Полог за ним давно опустился, но я продолжал смотреть вслед зло и чувствовал, как сильно и тревожно бьется сердце. Барон, тьфу, граф либо перестает меня понимать, либо продолжает понимать даже лучше, чем я себя сам. Все-таки, когда предъявлял ультиматум, я говорил совершенно искренне, хотя и врал.

А сейчас сижу один, если не считать Бобика и эльфяшку, и холодный страх начинает проникать во внутренности, где овеществляется в тяжелую льдину.

Все, что я говорил, правда. Если со звериной жестокостью уничтожить сопротивляющийся город, остальные наверняка сдадутся. И я это говорил очень убежденно.

«Переговорить со старейшинами города» — это лишь для спасения гордости и чести, это понимали и мы, и сами истанвилцы понимали, что мы понимаем. В той мере, в какой это возможно в данном случае.

Через несколько часов городские ворота распахнулись, оттуда выехала на довольно мелких конях большая группа вельмож.

Палант закричал:

— Охрана!.. Подготовиться!

— Они без оружия, — сказал я. — И, как я вижу, из прежнего состава только лорд Гилфорд и граф Чарльз. Остальные предпочли увильнуть.

— Может быть, — сказал Палант нерешительно, — помурыжить их в ожидании? Дескать, наш лорд отдыхает или в кости играет с эльфийкой?..

Альбрехт фыркнул:

— Тогда уж с троллями, что пришли с сэром Растером! Это звучит страшнее. Пусть потрясутся, что вы все-таки решили разграбить город…

Я отмахнулся.

— Победители не должны быть мелочными. Я приму их прямо сейчас.

Альбрехт промолчал, а Палант крикнул весело и звонко:

— Подготовить трон!.. Выстроить солдат!.. Лорды…

Они приблизились под бодрую дробь моих барабанов, все с белыми флагами, с лордом Гилфордом все так же четверо, эти все намного ниже рангом, видно по одежде, знатные постарались не участвовать в позорной сдаче города без боя.

Лорд Гилфорд приблизился, в руке кольцо размером с обруч десятиведерной бочки, десяток ключей каждый в десять дюймов длины, преклонил колено, поклонился и так пребывал довольно долго, словно не мог поднять голову и сказать то, что не позволяют гордость и честь рода.

Я ждал, хотя среди моих лордов пошел недовольный говор, наконец Гилфорд вскинул голову.

В лице его читались боль и страдание, а когда заговорил, мы все ощутили, как дрожит от сдерживаемых слез голос:

— Ваше высочество, вы одержали победу.

Я наклонил голову.

— Благодарю за признание.

— Я обращаюсь к вам, — сказал он вздрагивающим голосом, — как представитель Истанвила… и сообщаю, что вот ключи этого великого города, что передаю вам.

Он протянул связку, рука заметно дрожит, а лицо подергивается, лорд Гилфорд уже с трудом удерживается от рыданий.

Я не шелохнулся, но граф Альбрехт приблизился, взял ключи и сказал с холодной вежливостью:

— Лорд.

Когда он отошел и встал рядом с моим креслом, Гилфорд продолжил тем же рвущим душу голосом:

— Ваше высочество, я прошу вас быть милостивым к жителям, а также к тем, кто защищал город, и позволить им покинуть его без оружия и с тем имуществом, что унесут на себе.