– Такого уж дурного?

– О да! Практически невыносимого. Он постоянно сквернословит, совершенно не разбирается в моде и запоминает женщин лишь по платью.

Рейнард закатил глаза: далось же Амелии это платье!

– Может быть, за ним водятся более тяжкие грехи? – поинтересовался он.

– Что может быть тяжелее перечисленного мной? – фыркнула девушка.

– И что же, у него нет никаких достоинств?

– Святой отец, да кому он здесь интересен? – возмутилась Амелия. – Мы же говорим не о нем, а обо мне, не правда ли?

– Верно, – сквозь зубы процедил Рейнард.

– Мне кажется, вы не слишком одобряете меня, отче…

– Я – лишь слух Божий, – графу Аттисону пришлось поднапрячься, чтобы вспомнить стандартную фразу, которую жрецы обычно говорят исповедующимся. – Продолжай, в чем твой грех?

– Понимаете, я… я изменила своему жениху.

– Когда?

– Не так давно… В помыслах. Засмотрелась на кузена одной воспитанницы нашего пансиона и подумала, что было бы неплохо, если бы этот юноша меня поцеловал… ведь мой жених так до сих пор и не удосужился это сделать!

Рейнард испытал чувство облегчения, но следующие слова девушки заставили его снова насторожиться.

– А потом… я… я решила поцеловаться с нашим привратником.

Через решетку Амелия наверняка могла услышать зубовный скрежет. Рейнард изо всех сил пытался вспомнить того привратника! Молодой он? Вроде бы не слишком… С другой стороны, и сам Рейнард гораздо старше своей невесты…

Впервые в жизни граф Аттисон пожалел, что мало внимания обращает на прислугу. Впрочем, мысли о преимуществах социального равенства не захватили его надолго, ибо, как оказалось, девушка еще не закончила.

– А потом в конюшнях я встретила Джонни, – всхлипнула она.

– Джонни?

– Да, конюха… Вот ему я отдалась на сеновале по-настоящему!

По звукам, донесшимся из второй части исповедальни, юная прихожанка могла заключить, что кто-то роет в скамье яму при помощи когтей.

– Вы не представляете себе, как он божественно красив, святой отец! У него такие мягкие светлые кудри, такие чувственные губы, такие нежные пальцы! И потом, он одинаково легко узнает меня и в платье, и без него, не то что мой жених!

– Далось же вам это платье! – прорычал «святой отец».

– Потом еще был молочник Хьюго, свинопас Пит и часовщик мистер Донеллан…

– Да у вас там не пансион, а проходной двор! – взревел Рейнард, даже не заботясь, что его могут услышать в храме.

– Все дело в ограде, через нее очень легко перелезть! – доверчиво сообщила Амелия. – Вы, например, с легкостью сделали бы это! Особенно в ваших начищенных до блеска сапогах. На вашем месте, граф, я бы маскировалась более тщательно! Всего вам доброго!

С этими словами девушка буквально-таки вылетела из исповедальни. Рейнард на несколько секунд замешкался, силясь отыскать хоть какую-то логику во всем, что услышал. Когда он распахнул наконец дверцу, увидел лишь спину Амелии, покидавшей храм в сопровождении наставниц. Он немного постоял, глядя ей вслед, а затем громко расхохотался.

– Не удосужился поцеловать! Часовщик мистер Донеллан! Это же надо было такое придумать!

Немногочисленные посетители храма моментально вскинули головы, в ужасе взирая на священнослужителя, от души веселящегося сразу после исповеди. Рейнард прокашлялся, пониже опустил капюшон рясы и зашагал подальше от любопытных глаз.