Ну что ж, мечты сбылись. Фабрика перестала их обслуживать.

Люди оказались предоставлены самим себе.

И вокруг поселения тут же появились поля со скудными всходами – пшеница, овощи, чахлые и иссушенные безжалостным солнцем. Люди изготавливали и распределяли грубые, вручную произведенные инструменты – очень примитивные, но изготовленные с большим старанием. Их привозили даже издалека. Теперь поселения почти не сообщались между собой – разве что время от времени отправлялись к соседям конные повозки или неуверенно отстукивались телеграммы.

И тем не менее у них получилось остаться единым целым, не утерять связь окончательно. Товарами и услугами они все же обменивались – да, медленно. Но зато постоянно, без перебоев. Базовые продукты тоже производили. И даже развозили и распределяли. Сейчас на О’Ниле, его жене и Эрле красовалась отнюдь не изящная одежда прежних времен – нет, ткань была грубой, не отбеленной. Зато ноской. А еще у них получилось с грузовыми машинами: пару двигателей все-таки удалось перевести с бензина на дрова.

– Ну что, мы на месте, – сказал О’Нил. – Отсюда все видно.

– А оно того стоит? – спросила измученная Джудит.

Она нагнулась и принялась выковыривать из мягкой подошвы некстати вонзившийся камушек.

– Идти далеко. А чего мы там не видели? Тринадцать месяцев прошло, ничего нового не слышно…

– Именно, – согласился О’Нил.

И положил руку на обессиленно опущенное плечо жены. Потом быстро убрал ладонь.

– Но вполне возможно, что это – последний. И хорошо бы посмотреть на последствия своими глазами.

В сером небе медленно, круговыми движениями, парила… птица? Черная точка. Высоко, далеко, она летала, кружила и металась из стороны в сторону – осторожничала. Но постепенно приближалась к горам и к разбомбленному гигантскому зданию, развалины которого прекрасно просматривались вдалеке.

– Сан-Франциско, – пояснил О’Нил. – Снаряды дальнего действия, система «ястреб». Летит себе и летит – с самого Западного побережья.

– Думаешь, это последний? – спросил Перин.

– Единственный за месяц, – отозвался О’Нил, уселся и принялся ссыпать сухие крошки табака в канавку грубой бурой обертки. – А раньше сколько летало? Сотни!

– А может, они чего получше изобрели? – заметила Джудит. Она присмотрела камушек поровнее и тоже уселась. – А почему бы и нет?

Ее супруг изобразил ироническую улыбку:

– Нет. Ничего получше они изобрести не могут.

И все трое застыли в напряженном ожидании. Над ними кружила и кружила черная точка. От развороченного бомбардировками месива бетона и железных конструкций не доносилось ни звука. Все оставалось неподвижным, тихим, бестревожным. Канзасская фабрика ни на что не реагировала. В развалинах ветер крутил смерчи тепловатого пепла. Одно крыло здания плавно уходило в строительный мусор – немудрено, фабрику часто бомбили, и снаряды попадали в цель. Равнину удары с воздуха тоже разворотили, подземные туннели превратились в лабиринт глубоких борозд в неплодной почве. Их постепенно затягивали темные, жадные до воды побеги плюща.

– Плющ, везде этот поганый плющ, не продохнуть от него, – пробормотал Перин, расковыривая старую царапину на небритом подбородке. – Скоро все им зарастет, помяните мое слово…