Адель снова на ногах. Она не ранена.

– Натан… – Габриэль зовет меня очень тихо, и я оборачиваюсь на его зов.

Он лежит на полу и смотрит на меня снизу вверх. Его глаза встречаются с моими, и я вижу, что нисколько его не защитил. Кровь так и хлещет из его ран. Пули Джессики, отклоняясь от меня, изрешетили ему грудь. Я зову Аррана, настоящего Аррана, говорю Габриэлю, чтобы он лечился. Он должен лечиться до прихода Аррана. Если Арран поспешит, с Габриэлем все будет в порядке. Глаза Габриэля открыты, он смотрит на меня, я склоняюсь над ним и говорю ему, что все будет хорошо, что Арран вот-вот будет здесь, но он шепчет:

– Не могу… – Я твержу ему, чтобы он лечился, что он должен, что Арран сейчас придет, но понимаю, что он меня уже не видит, кровь лужей стоит вокруг его живота, и я прошу его, чтобы он не оставлял меня, твержу, что я этого не вынесу, и он это знает. Я беру его руку, переплетаю наши пальцы, изо всех сил сжимаю их, но не чувствую ответного пожатия. Его глаза открыты, в них еще вращаются золотинки. Медленно, но вращаются. Я опять зову Аррана, ору во весь голос, и Арран наконец появляется. Грудь Габриэля в крови, и Арран говорит, что надо сначала вынуть пули, а я говорю Габриэлю, что это недолго, надо потерпеть совсем немного, и Арран делает на груди Габриэля надрез, погружает в него пальцы, но Габриэль даже не морщится, только золотинки в его глазах движутся все медленнее, и тогда я кричу ему, чтобы он не смел умирать, кричу все громче и громче, а Арран пока вытаскивает пулю и снова режет, и тогда Габриэль издает звук – еле слышный, я только понимаю, что это мое имя, и он смотрит на меня, а золото в его глазах взблескивает все реже и реже, и Арран говорит, что не может достать вторую пулю и что там, наверное, есть еще одна.

Я должен остановить время. Если я смогу, Арран вытащит пулю. Я тру ладонью о ладонь и думаю о неподвижности, но ничего не происходит, и я понимаю, что не сработало. Пробую снова. Думаю ни о чем, о покое. Я должен это сделать. Должен успокоиться, и тогда у меня получится. Я снова двигаю руками, снова думаю о неподвижности, и наступает тишина. Замирает все. Включая Аррана. Я не знаю, как сделать так, чтобы заклятие его не тронуло, и не знаю, как извлечь пулю. Я смотрю Габриэлю в глаза и вижу в них всего две золотые искры. Я говорю ему, что люблю его, что он нужен мне, обнимаю его, целую, но знаю, что время надолго не удержать, и когда я целую его в последний раз, время начинает идти, Габриэль смотрит на меня, а искры в его глазах все тускнеют и тускнеют, пока не гаснет последняя.

Мы в Уэльсе. Арран тоже с нами. Большую часть дня он готовит разные снадобья, а остальное время тратит на то, чтобы заставить меня их выпить. Они нужны для того, чтобы я успокоился и заснул, но я хочу только одного – быть с Габриэлем. Когда я с ним, я и так спокоен и мне не надо спать. Габриэль все время купается или лазает по скалам, и я, если буду спать, не смогу быть с ним. Сегодня солнечный день, и я сижу на пригретой солнцем траве у озерка, о котором рассказывал Габриэлю. Он плавает. Ему тут нравится. Хорошее место. Жары еще нет, но весна уже наступила. Мы провели здесь две ночи, Арран, я и Габриэль. Арран спит в палатке. А я построил нам логово из стеблей ежевики, как делал мой отец. Мы с Габриэлем разводим в нем костер, укрываемся бараньими шкурами. Отличное жилище. И вовсе не такое убогое, как кажется, – отец был прав. Я уже научился выращивать колючки совсем быстро. Так что на логово у меня уходит всего несколько минут. Я знаю, что и остальные дары моего отца даются мне теперь так же легко, вот только молний я больше не хочу. И огня тоже. Костер я развожу спичками. Габриэль улыбается, когда видит это. Он вообще все время улыбается.