Задняя дверь хлопает. Иду в ванную, выглядываю в окно. Онни стоит под дождем. Без куртки. Нашла теннисный мячик и бросает его Говарду. Тот носится по кустам, земля летит во все стороны.
Она поднимает взгляд, бледное лицо блестит. Видит меня. Я распахиваю окно.
– Ты же простудишься насмерть! – кричу я.
Она ничего не отвечает, ее бьет дрожь. Господи, я довела ее до слез!
– Сейчас налью ванну.
Закрываю окно, наливаю ванну. Когда она наполняется, на пороге раздаются шаги. Я пробую воду и судорожно подбираю слова.
– Вот так! – говорю я. – Вроде достаточно горячая.
Онни снова молчит и раздевается. Грязная и мокрая насквозь туфелька ударяется о ванну. Девочка тяжело дышит.
– Полотенца возле двери, – сообщаю я и встаю. – Если что – я внизу.
Закрыв дверь, прислоняюсь к ней спиной. Она всего лишь ребенок, повторяю я себе. Об этом нельзя забывать!
В кухне звонит мой мобильник. Едва успеваю взять трубку.
– Это Виктория Мерфи, – звучит голос.
Я начинаю здороваться, она перебивает:
– Вы звонили? Понятия не имею, чем я могу вам помочь. – Голос напряженный, будто она говорит сквозь зубы. Вряд ли она меня помнит.
Я напоминаю, что я жена друга ее юности, Зака Хопкинса, та самая, которая задержала их с ланчем на прошлой неделе. Потом пускаюсь в объяснения. Ко мне приехала Онни. Теперь с ней все в порядке, хотя на некоторое время девочка исчезла, поэтому я запаниковала и мне очень жаль, что я напрасно ее потревожила…
Виктория молча слушает мою сбивчивую речь, просит повторить. Да, Зак дал Онни наш адрес, и она приехала ко мне в Лондон. Да, она ушла примерно на час, потом вернулась.
– Выражайтесь яснее: она у вас или нет?
Виктория напоминает мне нашу учительницу физики Джойс Поплин – на игровой площадке воплощение строгости, зато на уроке сама доброта. Слишком четкий ход мыслей, чтобы отвлекаться на любезности.
– Онни у меня.
– Значит, сейчас она у вас в доме? – отрывисто бросает Виктория.
Я поясняю, что она вымокла и сидит в горячей ванне. Собираюсь предложить ей приехать и забрать дочь, она снова меня перебивает. Громко и нараспев Виктория начинает ругать Онни: какая она бесцеремонная, какая она неисправимая, и деньгами-то их попрекает, и никогда не слушается, а они с мужем столько для нее сделали, в какие только чертовы школы не устраивали, и лекарства-то она наверняка взять забыла, и с врачами ведет себя отвратительно…
– Она славная девочка! – Неожиданно для себя я пытаюсь защитить ее от имени всех восемнадцатилетних девушек, которые провалили экзамены и обманули надежды амбициозных матерей.
– Мне нужно с ней поговорить! – твердо заявляет Виктория. – Передайте ей трубку.
Дверь ванной закрыта, я тихо стучу, прижав телефон к плечу, чтобы ничего не было слышно.
– Онни, – шепотом зову я.
– Входите.
Окно распахнуто. Сквозняк. На подоконнике блестят капли дождя, на полу лужи. Дерево склоняется прямо в комнату.
Я думала, что Онни уже вылезла и завернулась в полотенце или даже оделась. Однако одежда лежит на полу кучкой. Зак складывал свои вещи точно так же. Она все еще в ванне, худенькое тело кажется совсем белым. Наверное, никак не может согреться – руки прижаты к телу, кисти спрятаны под покрытыми пятнышками ногами.