Отчаянный лаконизм этого параграфа делает правильный и удобопонятный перевод его без помощи толкований и внимания к каждой букве его совершенно невозможным. На саркастическое замечание Цзы-ю, что знание учеников Цзя-ся ограничивается только подметанием пола, умением отвечать и знанием, как подходить и как отступать, – последний совершенно основательно замечает, что благородный муж в обучении людей не обращает внимания на то, что главное и что второстепенное, а сообразуется со степенью развития своих учеников, подобно тому, как в уходе за растениями сообразуются со степенью их роста и различием пород; что насильственное преподавание высших истин всем, не соразмеряясь со степенью их подготовленности к восприятию их, было бы обманом. Подметание же пола, умение отвечать и обращаться служат средством для обуздания природы, воспитания добра, ограждения от соблазна и укрепления природной чистоты. Ведь только один мудрец, обладающий врожденным знанием, может достигнуть высшего знания без постепенного накопления его.

6

Мэн-ши сделал Ян-фу уголовным чиновником, и тот обратился за советом к Цзэн-цзы, который сказал ему следующее: «Правительство утратило истинный путь, народ давно отшатнулся от него. Если ты констатируешь факт преступления, то пожалей преступника, а не восхищайся своим умом».

Ян-фу был учеником Цзэн-цзы. В толкованиях китайских ученых для нас весьма интересен взгляд их на причины, вызывающие преступления. Когда правительство, говорят ученые, перестает заботиться о пропитании и просвещении народа, то народ отшатывается от него, между ним и правительством теряется связь. При таких условиях преступления совершаются, если не по нужде, то по невежеству. Поэтому к преступникам следует относиться с сожалением, а не с жестокостью. Как, однако, китайская криминальная практика далеко расходится с этими гуманными теоретическими началами! К каким бесчеловечным пыткам и истязаниям прибегают представители китайского правосудия для того, чтобы вынудить у человека признание иногда даже в небывалом преступлении!

7

Шу-сунь У-шу обратившись к вельможам при дворе, сказал: «Цзы-гун даровитее и умнее Чжун-ни». Цзы-фу Цзинь-бо на это сказал: «Возьмем для примера дворцовую стену; моя стена доходит до плеч, и через нее можно видеть, что есть хорошего в комнатах (т. е. стена низкая и комнаты плохие); стена же Философа – в несколько саженей, и если не отыскать надлежащих ворот и не войти в них, то не увидишь красот храмов предков и богатства чинов империи; но отыскавших эти ворота, кажется, немного. Не таково ли должно бы быть и замечание твоего начальника?»

Шу-сунь У-шу был луским вельможей и носил имя Чжоу-чоу.

8

Чэнь Цзы-цинь, обратившись к Цзы-гуну сказал: «Ты только из почтения говоришь так. Возможно ли, чтобы Чжун-ни был достойнее тебя?» Цзы-гун сказал: «Благородного мужа за одно слово считают умным и за одно слово считают невежей; поэтому в словах нельзя не быть осторожным. Философ недосягаем, подобно Небу, на которое нельзя подняться по ступенькам. Если бы Философ получил в управление княжество, то на нем оправдалось бы следующее изречение: „Кого он поставил бы на ноги, тот стоял бы; кого он повел бы, тот последовал бы за ним; кого приласкал бы, тот покорился бы ему; кого поощрил бы, те жили бы в согласии и мире“. При жизни он был бы славен; его смерть была бы оплакиваема. Каким же образом возможно сравняться с ним?»