Пожалуй, сцене очень недоставало зловещего уханья и демонического хохота. Которые, если бы мы находились внутри фильма ужасов, непременно изливались бы буквально отовсюду да еще и отдавались бы гулким, нефизичным эхом — даром что дюны, сыпучие субстанции, хорошее звукопоглощение…

В реальности же камни летели в полной тишине.

И вот это было по-настоящему жутко!

— Может, убежим? Давайте убежим, Владимир Сергеевич! — взмолился Тигрёнок, доведенный бомбардировкой до исступления.

— Ты ночью здесь побегаешь… До первой жарки…

— Но что-то же надо делать!

— Отступаем к МАЗу. А там видно будет, — приказал я и подал своему подопечному пример прыткости — моему возрасту уже, увы, несвойственной.

Я промолчал о том, что проклятый МАЗ был, в сущности, последним местом, где мне хотелось бы дожидаться рассвета. Но цепочка полтергейстов, фланирующих вдоль разлома с одной стороны, и гирлянды «огней святого Эльма», смертельным водопадом струящихся с другой стороны, не склоняли к привередливости.

— Так что, спрячемся в кабине? — проявил догадливость наивный Тигрёнок.

— Ни в коем случае! И даже не прикасайся к ее двери! Падай за колесом!

Тяжело дыша, мы оба лежали под брюхом могучей советской машины, без устали бомбардируемой полтергейстами. Броня отзывалась ударам вулканических «бомб» низкими, короткими, но очень сочными звуками: «бэм», «бэмм», «бымм».

Обломки некоторых «бомб» падали достаточно близко от правого переднего колеса МАЗа. Радиационный фон в той точке, где мы с Тигрёнком находились, от этого неуклонно рос.

Дела наши были так плохи, что впору было запевать что-нибудь ободряюще-предсмертное, вроде «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»!».

Спасения ждать было неоткуда.

До рассвета оставалось шесть долгих часов.

Да и, кстати, непонятно было, с какого бодуна здешние полтергейсты должны бояться рассвета…

Из недр гигантской бронированной коробки МАЗа вдруг начали доноситься подозрительные щелчки и потрескивания. Я не сразу выделил их на фоне ударов вулканических «бомб» как нечто, имеющее самостоятельную природу.

Но когда запахло горелой изоляцией и раскаленной канифолью, окончательно стало ясно, что внутри машины что-то происходит.

«Неужели чертов МАЗ еще и загорелся? — подумал я со злым сарказмом. — Или там проснулась еще парочка полтергейстов? Парочка, хе-хе, влюбленных полтергейстов, прячущихся там от строгих родителей…». Гипотезу насчет пожара следовало незамедлительно проверить, чтобы не стать жертвами внезапной детонации наполовину опустошенных баков с дизтопливом.

Я высунул голову со стороны левого, обращенного к дюне, борта МАЗа. — Ё-хан Па-алыч… — досадливо прищелкнув языком, протянул я.

— Что там? — робко спросил Тигрёнок.

— Песец на холодец во всей красе. Зона, похоже, живет с нашим МАЗом собственной половой жизнью…

И в самом деле!

Электры святого Эльма спустились гораздо ниже, чем я прежде в наивности своей надеялся.

Словно бы гигантский голубой язык протянулся от гребня дюны к корме МАЗа. С кончика этого языка раз в секунду срывался тонкий и прямой как спица разряд, впивающийся в основание решетчатой лафетной конструкции, увенчанной «ушами» микроволновой пушки.