— Ты видишь перед собою несчастного, обреченного адским мукам и на том и на этом свете.

— Ради Господа, который нас видит и слышит, — сказала Джини, — не произноси этих отчаянных слов. Евангелие обещает милосердие и прощение даже худшему грешнику — последнему из последних.

— Если последнему — тогда, пожалуй, останется и на мою долю, — сказал незнакомец. — Я погубил родную мать, погубил своего лучшего друга, погубил девушку, которая мне доверилась, и невинного ребенка, которого она мне родила. Это ли не грехи? А остаться в живых после всего этого — это ли не худшее из несчастий?

— Так это ты погубил мою сестру? — вырвалось с негодованием у Джини.

— Можешь проклясть меня, — сказал незнакомец. — Я это заслужил.

— Мне больше подобает молить у Бога прощения для тебя, — сказала Джини.

— Делай что хочешь и как хочешь, — сказал нетерпеливо незнакомец, — но обещай следовать моим указаниям и спасти сестру.

— Мне надо прежде знать, — сказала Джини, — какие средства ты для этого предлагаешь.

— Нет! Прежде поклянись, торжественно поклянись, что все исполнишь, тогда скажу.

— Нужно ли клясться, что для спасения сестры я готова на все, дозволенное христианке?

— Никаких оговорок! — гневно вскричал незнакомец. — Дозволенное или недозволенное, христианское или языческое, — сейчас же поклянись выполнить мои указания или бойся моей ярости!

— Я подумаю, — сказала Джини, встревоженная его исступлением и опасаясь, что имеет дело если не с демоном, то с безумцем. — Я подумаю и дам тебе знать завтра.

— Завтра! — воскликнул он с презрительным смехом. — Кто знает, где я буду завтра! И где будешь ты сама еще нынче ночью, если не подчинишься мне? На этом месте уже свершилось однажды страшное дело. Берегись, как бы не свершилось второе! Сейчас же клянись повиноваться мне во всем!

Он направил на несчастную девушку дуло своего пистолета. Но она не бросилась бежать и не лишилась чувств. Она опустилась на колени, прося пощадить ее жизнь.

— Это все, что ты можешь сказать? — спросил безжалостный злодей.

— Не обагряй рук кровью беззащитной женщины, которая тебе доверилась, — сказала Джини, не поднимаясь с колен.

— И это все? Ты ничего не хочешь обещать? Неужели ты дашь погибнуть сестре и заставишь меня пролить еще и твою кровь?

— Я не могу обещать ничего, — сказала Джини, — что будет против Бога и совести.

Он взвел курок.

— Да простит тебе Бог! — сказала она, зажимая глаза руками.

— Проклятие! — пробормотал незнакомец и, отвернувшись, спустил курок и спрятал пистолет в карман. — Я негодяй, но не настолько, чтобы поднять на тебя руку. Я хотел только напугать тебя… Не слышит! Лишилась чувств! О, я несчастный!

Джини, уже простившаяся с жизнью, пришла между тем в себя и быстро овладела собою, поняв, что он не намерен убивать ее.

— Нет! — повторил он. — У меня на совести — гибель твоей сестры и ее младенца; могу ли я прибавить к ним еще и твою? Я безумен, я преступен, я чужд сожаления и страха, я отдан во власть злого духа и навеки потерян для добра, но тебе я не причиню зла за все блага мира! Ради всего, что тебе дорого, клянись следовать моему совету! Хочешь, возьми мой пистолет, убей меня и собственной рукой отомсти за обиду сестры, но прежде выслушай меня: я укажу тебе единственное средство спасти ее.